Самоорганизация живых систем
Согласно Матуране и Вареле, понятие аутопоэза живых систем описывает динамику самоорганизации и самосотворения всей жизни от клетки до человеческой системы, в рамках которой «живые существа… одновременно реализуют себя и сами себя специфицируют».[2] Болезнь и страдания возникают тогда, когда этот процесс самосотворения снова и снова (принудительно) прерывается или даже останавливается.
Аутопоэтической расстановочной работой я называют такие формы расстановочной и реконструктивной работы, которые с помощью надлежащих интервенций и неинтервенций доводят до сознания и поддерживают динамику самоорганизации и самоисцеления в системах. При этом понятие аутопоэза обращает особое внимание на динамику самораскрытия и самосотворения в терапевтической, педагогической или театральной инсценировочной работе.[3] Суть этой формы расстановочной работы заключается в том, что люди, выступающие в качестве заместителей для элементов некой системы, чувствуют задачу при помощи всех своих способностей (интеллекта, телесного восприятия и осознавания, интуиции, способности к резонансу и концентрации и т.д.) открыть и обрести место вцелом и значение своей роли для целого.[4]
Взяв на себя чужую роль, люди внезапно и просто чувствуют себя освободившимися от своих Я-идентификаций, от своей «персоны», и, если им не мешает в этом никакой ведущий или режиссер, ведут себя, располагая всеми человеческими ресурсами, то есть интуитивно, автономно и креативно. Использовать и поддерживать эту «самосильность» заместителей в расстановке имеет смысл для всех участников. Аутопоэз включает в себя два динамических элемента: реконструктивный и креативный.[5]Динамика самораскрытия и самосозидания от природы присуща всем живым существам, и только прерывание этого процесса или его замедление искусственно, это искусное конструирование самости и мира разумом, которое служит осознанию. Наш разум создает в этом процессе жизни различения, имена и форму. Это его функция. Его задача, так сказать, осуществлять оформление.
„Draw a distinction» («Проводи различие»), первая фраза книги Спенсера-Брауна «Законы формы» (стр. 3) может быть прочитана как формулировка акта творения и как практическое руководство. Форматирование мира начинает порождать страдания только тогда, когда оно происходит в несвободе, то есть является ненужным и насильственным. Мы называем это «зависимость», «контрзависимость» и «переплетение» как порождающие страдание формы связи или «обесценивание» и «исключение» как порождающие страдание формы разделения. Вся системно-терапевтическая работа нацелена на прерывание моделей, то есть на освобождение от подобных внутренних и внешних «привязок», освобождение для самосозидательной живости и самосильности.
Аутопоэтическая расстановочная работа или расстановки целостности
Далее я более конкретно опишу аутопоэтическую расстановочную работу в том виде, как я провожу ее в настоящее время. Протагонист, то есть человек, излагающий свой запрос, представляется здесь не одним заместителем, «фокусом», а двумя. Ведь он состоит не только из динамики, фокусирующей на проблеме, но и по меньшей мере в такой же степени из нефокусирующей реальности соединенности. (Таким образом, ориентированность на ресурсы начинается с выбора элементов системы, которые должны быть представлены в расстановке). Почти всегда я исхожу из этих двух основных динамик человека: различения и неразличения, индивидуации и связанности. Я обозначаю их при помощи предварительных кодовых названий «я» и «самость». Ниже я подробнее опишу, как проходит сама расстановка Я и Самости.
Но часто я исхожу не из этого дуального, а из триадного, четырехвалентного или поливалентного представления о целом. Так, для триадной расстановки могут быть поставлены «я», «самость» и «тема». При необходимости «тема» может быть названа «целью» или «симптомом». В результате возникает форма расстановки, похожая на расстановку чуда или расстановку решения[6].
Чтобы прийти к четырехвалентной целостности, можно добавить либо «более глубокое намерение» (симптома), «то, что идет после цели» или «тему за темой».[7] Примером пятивалентного представления о целостности является тетралемма с отрицанием.[8] При этом речь идет о временнóй структуре, которая описывает полный цикл развития души и его трансцендирование. Для предприятий и организаций предполагается представление о целостности, представленное Вайсбордом (1984). Согласно этому автору, полный образ глубинной структуры любой организации содержит шесть «ячеек»: цели и бизнес-идеи – организационная структура – вознаграждения, стимулы – вспомогательные механизмы – взаимоотношения – лидерство – внешняя среда (стр.19).
При этом мне кажется важным отдавать себе отчет в том, что в случае каждой расставляемой инстанции речь идет о восприятиях, образах и конструкциях действительности, которые поэтому наделяются временными, закодированными названиями и могут меняться в ходе самоконструирования системы, собственно расстановочной работы. Названия заместителей не должны предрешать их судьбу, поскольку она в собственном творческом процессе формируется во время расстановочной работы.
Всего две инструкции
Таким образом, никакой вербальной информации, кроме своего названия, заместители не получают, то есть они получают только телесную информацию, когда дают себя поставить. Также я не прошу дать вербальное описание исходной ситуации, вместо этого я просто говорю всем: «Найдите себе хорошее место в целом».
Заместители начинают двигаться. Тем самым они берут на себя задачу наполнить опытом свою роль, смысл своего частного существования для целого, сформировать свою ценность.[9] Я поощряю их к этому при помощи второй интервенции: «Будь свободен!» Заместители ходят по помещению, рискуют отойти дальше или подойти ближе, проверяют возможность зрительного контакта, чувствуют, что в данный момент правильно, а что нет, что-то пробуют и сохраняют в памяти тела, что для них хорошо, а что нет. Они используют любой опыт того, что для них неверно и чем они не являются, чтобы получить новый опыт того, чем они, в свою очередь, являются. Не просто чтобы выяснить, но и чтобы решить, чем они будут. В аутопоэтической расстановочной работе процессы открытий и творчества познаются как сплетенные друг с другом.
По моему предыдущему опыту, важно, чтобы ведущий постоянно напоминал заместителям об их свободе, например, словами: «Попробуй что-нибудь!» Дело в том, что они слишком легко удовлетворяются привычными компромиссами и впадают в дефицитарное мышление нашего общества, не верят, что возможно лучшее место или что хорошее место может получить каждый, не верят, что в этом целом представлено все, что нужно, и потом все же переживают это, пробуя новые места, движения или контакты. Или они впадают в чтение мыслей и интерпретируют движения других как выражение потребностей, которых те не могут удовлетворить самостоятельно. В этой фазе часто бывает полезно поощрить их разговаривать, например, спрашивать или выражать потребности, чтобы разъяснить недоразумение. («Разговаривать ты можешь тоже»). При этом иногда следует обращать внимание на то, что за выслушиванием потребностей не обязательно должна следовать автоматическая реакция, то есть для каждого сохраняется примат свободы.
Осознавать свободу, не выходя из контакта
Чтобы использовать свою свободу, заместителям, конечно, нужно время, но постепенно, если им не мешает никакой внешний авторитет и они полностью предоставлены самим себе, доверие растет. Но тогда они узнают, как легко найти в действии свою роль и задачу в системе. Этот процесс крайне важен. Благодаря нему заместители устанавливают и конструируют актуальную реальность этой сцены для протагониста. Ведь, кроме имени, они не получили никакой вербальной информации и в ролевой игре они все больше и больше полагаются на телесный опыт, который обретают в процессе, начиная с невербальной исходной информации.
Конечно, это имеет значение для протагониста, но прежде всего это много дает заместителям, которые при этом учатся
– из позиции незнания воспринимать свое чутье, свою интуицию и полагаться на них,
– использовать интуицию также по отношению к другим, то есть воспринимать собственную свободу и реализовывать ее в соотнесенности с другими,
– стоять за себя, исходя из предположения, что всего достаточно для всех,
– и тем самым создавать реальность доверия и свободы, связанности и индивидуации.
Это предполагает, конечно, также то, что ведущий находится в этой реальности доверия и незнания, в позиции безусловной, оставляющей свободным любви, которая при этом не имеет ничего общего с жалостью, успокаиванием или ложью. Это требует большой веры в целостность системы в то, что у каждого есть в ней свое место, своя задача. Такая позиция проявляется через позицию терпения и сдержанности ведущего, а также через парадоксальные указания, которые призывают заместителей к свободе и самосильности.
Удивительно, что эта акция заканчивается не общим уравниванием, а пестрым разнообразием и индивидуальностью элементов и их взаимодействия. Ведь каждый из этих расставленных персонажей, понятий или инстанций являет собой конкретную живую реальность в индивидуальной жизни протагониста, которую невозможно в полной мере описать словами. Все элементы равны в своей ценности, но различны по своему качеству и задаче.
Когда все, включая заместителя «я», нашли для себя хорошее место, протагонист встает на места «я» и «самости», ощущает их качества, а также их хорошие места в системе и закрепляет их кинестетически и визуально. Только потом ведущий приглашает других заместителей облечь в слова их «завет», то есть сумму приобретенного опыта, как позитивного, так и негативного, то есть их только что созданную или осознанную историю и идентичность, и, прежде чем выйти из роли, сообщить его протагонисту. Такая последовательность — сначала невербальное, затем вербальное усвоение произошедшего в расстановке — соответствует тому факту, что наш язык предоставляет нам лишь вторичные описания для реалий жизни, которые можно ощутить и увидеть на допонятийном уровне и для которых наши языковые понятия не больше, чем якоря для памяти.
Расстановка «Я-Самость»
Прототип аутопоэтической расстановочной работы – это расстановка «Я-Самость». Условным и зашифрованным названием «Я» я, как уже упоминалось, обозначаю все процессы фокусировки, придания формы и различения. Самостью я называю дефокусирующие процессы нераздельности, связанности.[10] Я указывает на активные процессы, такие как различение, выбор, определение, создание, материализация. Самость указывает на неделаемое происходящее, на реальность связанности, единства, недуальности, которая не доступна понятийному восприятию, но познаваема, например, как мудрость, сила, красота и любовь.
Карта страны – это не страна, по ней страну не узнать, справедливо подчеркивают конструктивисты. Но можно вступить на ее территорию. Поэтому духовная практика представляется мне логичным дополнением постмодернистского, конструктивистского мышления.[11] Самость не существует без Я. Также как Я не существует без Самости. Можно сказать, что Самость – это исполнение Я, функция Я в презентности. Также как Я — (пространственно-временное) осуществление Самости.
При таком дуальном представлении должно быть особенно ясно, что речь идет всего лишь о названиях, которые должны оставаться на заднем плане относительно того, что фактически переживается в расстановке. Я рассчитываю пояснить это, выбирая понятийную пару (Я-Самость), в которой очень явственна взаимопринадлежность, и лишь очень скупо объясняя понятия и придавая им подвижности. Например, я говорю: «»Я» мы называем все процессы, в которых мы проводим различия, – от восприятия до мышления, – а «самостью» мы называем все процессы, в которых мы чувствуем себя соединенными, не разделенными». Можно сказать, что уже этими определениями я пытаюсь прийти от онтологического к процессуальному уровню, от сцепления с конструкциями нашего разума на уровень поведения и опыта, от семантики к синтаксису.
Если для человека ставятся обе эти архетипические динамики, то актуализируются как всеобщие конфликты человечества между любовью и свободой, связанностью и индивидуацией и между разделенностью и единством, так и индивидуальный вариант этого конфликта, такой, как он заново формулируется и инсценируется в совершенно личной истории расставляющего протагониста. Сначала он обнаруживает и актуализирует свою постоянную привычку недооценивать или переоценивать себя или, с другой стороны, отрицать, поглощать или обожествлять Самость.[12] Позитивно говоря: при поддержке Самости Я постоянно работает над самоценностью и принадлежностью.
Мой предыдущий опыт показывает, что при этом речь всегда идет о восприятии своего рода равенства между Я и Самостью, хотя Я представляет собой только частный аспект, а Самость — еще и целое, то есть вышестоящий уровень, так что речь о том, чтобы воспринять, что наша конечная реальность (наше проявление и наши формообразования, то есть наша личность) не только подчинена скрытой вечной реальности, но еще и противостоит ей в свободе и ответственности и вместе с ней развивается. Сокрытое принимает форму в проявляющемся, и проявляющееся должно это осознать.
Пример расстановки «Я-Самость»[13]
Мария расставляет свою Самость и свое Я. Я забивается в угол. Самость стоит в центре. «Где же еще?», — думаю я как зритель. Никто не знает, что будет дальше, о значении Я и Самости ничего не известно. (Как уже было сказано, я не даю заранее приведенных выше объяснений и лишь изредка делаю это после расстановочной работы). Нет и представления о цели, оба получили только одну инструкцию: «Найди себе хорошее место в целом и будь при этом совершенно свободен». А еще есть опыт свободы и интуиции (ведомости) из прежних (расстановочных) сцен.
В качестве заместителя Я выступает Сильвия, в качестве заместителя Самости – Ингеборг. Я закрывает лицо руками, смотрит в сторону. Самость делает несколько шагов по направлению к Я. Я еще больше вжимается в угол и едва слышно шепчет: «Не подходи слишком близко». Самость отступает назад в свою центральную позицию. Я опускается на пол. Ему требуется как минимум две минуты, прежде чем оно снова может пошевелиться. Самость тоже опускается на пол. По всей видимости, Я это замечает и медленно снова поворачивается к центру комнаты и к Самости. На четвереньках, по миллиметру, не выпуская из виду Самости, Я ползет к ней. Самость смотрит приветливо, но периодически отворачивает от Я голову и начинает заниматься собой. Вдруг Я, очевидно, в крайне бедственном положении, кричит: «Я этого больше не вынесу. Я хочу туда, но мне делается слишком жарко… Я тебя не выдерживаю…, но мне нужно туда». Я отбрасывает накидку и, как под гипнозом, продолжает двигаться к Самости.
Но Самость, совершенно непонятно для нас, зрителей, начинает гримасничать и строить рожи. Вдруг, на полпути, Я тоже показывает Самости длинный нос и тоже строит рожи, но при этом продолжает двигаться к ней. Самость просто сидит на месте. Теперь они сидят друг напротив друга и серьезно и открыто смотрят друг другу в глаза. В помещении очень тихо. Они находятся на одном уровне и отзеркаливают друг друга в действиях: Самость касается рукой колена Я. Я касается рукой колена Самости. Обе руки находят спину своего визави. Руки Я движутся к плечам Самости. Руки Самости обвивают Я. Они обнимаются.
Из моей позиции я могу наблюдать только руки Я: его левая рука крепко держит Самость, правая снова и снова с любовью всей поверхностью ладони опускается на спину Самости, мягко, но уверенно держится и отпускает. В этом есть чистое присутствие, нежность, тоска. Мудрость, сила, любовь и красота текут от Самости к Я и от Я к Самости, вливаются в проявленное и снова теряются в скрытом. У многих из нас на глазах выступают слезы. Это длится долго. Затем обе одновременно встают, отрываются друг от друга и начинают оглядываться. Их лица мягки и сияют.
Становится понятно, что на данный момент этот процесс завершен. Я прошу Марию встать, занять место Я и в ощущении и созерцании принять новую реальность Я. Через какое-то время я прошу ее проделать то же самое на месте Самости, воспринять различные качества обоих мест и кивнуть головой, когда она будет готова выслушать «завет» Я. Затем она снова занимает место Я и слушает «завет» Самости. В то время как она ощущает, смотрит и слушает, заместительницы в каждом случае стоят напротив нее.
Затем мы всей группой встаем в круг, касаемся друг друга, смотрим друг на друга и празднуем равенство, свободу и доверие. Каждый находит для себя место в пространстве, чтобы писать, рисовать, сочинять стихи или танцевать.[14]
Каждый миг я создаю себя заново
В восприятии и действии мы узнаем, как связаны друг с другом «находить» и «открывать». Реальность каждого элемента системы и целого каждый миг возникает заново и выходит на свет. Отношения части с целым проявляются как принадлежность (право), значимость (смысл) и различенность (предметность).
Познание и реализация этой истины, на мой взгляд, представляют собой подлинно исцеляющее и освобождающее в заместительской инсценировочной работе: наша самость создает себя в каждый момент заново и это самосотворение не имеет конца. Окончательного решения какого-либо терапевтического процесса не существует. Результат аутопоэтической расстановочной работы – это динамически расширяющееся текучее равновесие. Поэтому адекватным окончанием расстановочной работы будет прерывание.
Парадоксальным образом, нам легче позволить себе восприятие этой нашей реальности в чужих ролях, то есть в условиях, которые требуют определенной диссоциации Я, как, например, и в медитации. Возможно, потому, что иначе мы слишком ассоциированы с Я, не воспринимая при этом реальность Самости.
На мой взгляд, расстановка «Я-Самость» обнаруживает эти актуальные душевные процессы вместе с их ограничениями так, как они в настоящее время реализуются протагонистом. Это значит, что он проделывает именно и индивидуально тот шаг, который для него актуален, даже не говоря о нем заранее.
Работая аутопоэтически с дуальными или многовалентными символическими целостностями, организациями, семьями или политическими системами, я всегда в большей или меньшей степени использую приведенные ниже принципы.
Принципы аутопоэтической расстановочной работы
Аутопоэтическая расстановочная работа предполагает и утверждает следующие принципы:
· 1-й принцип. Система целостна. Это значит, что ей не требуется ничего извне и в ней нет ничего лишнего. Каждый элемент принадлежит к целому и имеет для него значение. Эти рамки должны доводиться до сознания при помощи инструкции: «Найди себе хорошее место в целом!».
· 2-й принцип. Значение элементов системы для целого заключается и возникает аутопоэтически в действии. Это значит, что нет никаких ограничений в отношении принадлежности и ценности какого-либо элемента. Об этом призвана напоминать парадоксальная инструкция: «Будь свободен!»[15]
· 3-й принцип. Самосотворение не имеет конца. Из этого следует, что расстановки должны прерываться, чтобы показать, что процесс аутопоэза продолжается. Таким образом, завершение расстановочной работы – это (мнимое) прерывание процесса жизни, чтобы отдать должное приобретенному опыту на понятийном уровне. В действительности каждый акт – это акт самоопределения. Окончательных решений не существует.
Вот еще несколько выводов и размышлений на основе моего опыта аутопоэтической расстановочной работы, которые я хотел бы предложить к обсуждению.
Понятийное и телесное понимание
Объем понятийно-языковой информации должен выбираться очень осознанно, точнее, сокращаться до минимально необходимого, чтобы не терялась важная телесная информация, которую получают заместители, когда их «ставят», и чтобы последующий процесс управлялся не только головой, но всем телом как единством ума, души и тела и его синестетическим восприятием. Важную информацию, которая приводит к восприятию специфической задачи отдельного элемента для системы в целом, заместители находят и открывают путем проб и ошибок, то есть в рамках обратной связи с другими ролевыми проектами. Это относится и к расстановке «Я-Самость». Их суть и назначение познаются и создаются только в процессе расстановки. Чем священней названия (например, «высшая САМОСТЬ»), тем труднее, как мне кажется, реализовать необходимую для этого свободу и присутствие.
Воспользоватьсясвободой
Осознанное восприятие вновь обретенной или внезапно предоставленной свободы требует времени и рамок для опробования, однако большинство исполнителей ролей сначала все же, словно это само собой разумеется, предполагают, что они попали из одной зависимости в другую, и в новой роли ждут новых указаний от ведущего или системы, которым они по привычке отдают преимущество перед собственным интуитивным восприятием и своей самосильностью. Хороший заместитель определяется не множеством расстановок за плечами, а свободой и смелостью следовать своей интуиции. Здесь открытость новичка часто бывает полезнее, чем так называемый опыт.
Если никаких указаний нет, и, более того, заместителю в противовес усвоенным им заповедям и запретам напоминают о свободе, то постепенно разворачивается динамика самосотворения отдельного элемента в разбирательстве и соединении с другими элементами системы и с целым. Однако отсутствие привычных инструкций со стороны ведущего, то есть его помогающего и настоятельного вмешательства, не должно основываться на удобной или вынужденной пассивности, но должно проистекать из позиции предоставляющего свободу контакта и безусловной ориентированности на ресурсы.
Если ведущий предполагает, что кто-то из заместителей впадает в проигрывание старых и избыточных моделей, то наилучшим прерыванием будет напоминание о его свободе. После аутопоэтических расстановок заместители постоянно рассказывают, как важно для них было подчеркнутое и неоднократное поощрение и подтверждение права быть свободными. На свободу нацелен и мой вопрос, который я задаю в конце каждому: «Тебе действительно хорошо на этом месте, ты действительно чувствуешь себя комфортно?» И если проявляется или чувствуется какое-то ограничение или если звучит компромиссная формулировка, то я совершенно конкретно на уровне выраженного ограничения поощряю попробовать что-то новое. Тому, кто впадает в личные модели, тем более нужно сначала дать свободу и доверять его способности ею воспользоваться, вместо того чтобы извне указывать ему правильный путь и сочувственно освобождать его, например, от проекции.
Сильвия, которая в той расстановке «Я-Самость» играла Я, сразу продемонстрировала несколько таких моделей. Потом она говорила о «страхе и грусти», из ее угла Самость казалась ей «неприятной, опасной, отталкивающей и завораживающей одновременно», а затем она сказала: «Только когда я услышала на заднем плане твой голос, который напоминал мне, что я могу быть полностью свободной в своем выборе, я подумала: ‘Сейчас или никогда, назад я смогу вернуться в любой момент’».
В разгар проживания переплетения или регрессии ей напоминают о том, что у нее есть выбор, то есть о том, что у нее, помимо обрушившихся на нее посредством страха, стыда и совести чужих предписаний, есть еще и внутреннее восприятие того, что для нее хорошо и что сейчас нужно сделать. Свобода – это адекватные контексту действия. Появляется выбор между непосредственным и скрытым сознанием.
Урок или даже подарок, который получает в расстановочной работе каждый заместитель, — это опыт непосредственного восприятия, внутреннего знания, присутствия в настоящем, где мы связаны со всем, ощущая и при этом будучи настолько свободны от установок со стороны и переплетений, как это редко бывает. Здесь встречаются свобода и самоотдача. Автономия и любовь идут рука об руку.
Воспринимать и удерживать реальность целого
Таким образом, в аутопоэтической расстановочной работе речь всегда идет об экстернализации представлений о целостности, которые я рассматриваю как внутренние или внешние системы ресурсов. Выбор системы ресурсов или представления о целостности – одно из первых важных решений ведущего расстановки. Оно зависит от мира представлений участников, но также от того, какую систему, в рамках которой может быть описана порождающая страдание модель, ведущий считает полной.
По моему опыту, решение тем точнее и глубже, чем меньше инстанций или людей требуется системе ресурсов. Однако тут важно не количество, а предположение ведущего, что все необходимые в системе ресурсы действуют и могут быть названы, короче говоря, что система целостна. Здесь ведущему расстановки требуется сила и решимость. Он должен воспринимать и удерживать реальность целостности, не путая ее с объективной реальностью. Как конструкция действительности («вера»[16]) она находится в его зоне ответственности и может так же подразумеваться у всех элементов системы, даже если заместители прямо или косвенно вопиют об интервенциях со стороны. Многое зависит от того, относится ли ведущий серьезно и насколько серьезно он относится к своему собственному видению, своей конструкции действительности, которая выражается в определенном представлении о целостности. Мы воспринимаем эту позицию ведущего как силу, центрированность или пустоту, как позицию нейтральности, незнания, отсутствия намерений и страха. То есть он тоже должен, так сказать, оставить свою личность и рассматривать роль ведущего именно как роль.[17] Это действие путем недействия. «Ведущий расстановки представляет собой не элемент системы, а наличие другого измерения, через которое система сама себя воспринимает. Поэтому он одновременно принадлежит к системе и все же к ней не принадлежит».[18]
Приобрести весь этот опыт и понимания позволяет искусственная и искусная экстернализация и разделение взаимосвязанного, например Я и Самости, которое противопоставляет дуальность как конструкцию реальности недуальности, не обесценивая и не исключая ни одну из обеих реальностей.
Аутопоэтическая расстановочная работа – это воплощающая и репрезентирующая работа с целостностями. Холистический принцип целостности приводит к тому, что ничто не нужно проецировать вовне и ничего не нужно ожидать извне. Все реальности и ресурсы уже в наличии. Это предположение становится предпосылкой, претворяется в действие и эксплицируется. Аутопоэтическая расстановочная работа – это не фундаменталистская расстановочная работа, поскольку она сохраняет лишенную намерений связанность и позволяет самосозидательную живость целого и каждого по отдельности. Поэтому любая расстановочная работа благодаря своей глубинной аутопоэтической структуре оказывает не только целительное и разрешающее, но и расширяющее сознание действие, причем для всех участников: протагониста и заместителей, ведущего и зрителей.[19]
Литература:
Castaneda, Carlos (2000): Das Wirken der Unendlichkeit. Frankfurt/M. (Fischer).
Essen, Siegfried (1995): Spirituelle Aspekte in der systemischen Therapie, in: Transpersonale Psychologie und Psychotherapie 2, S. 41–53.
Essen, Siegfried (2001): Die Ordnungen und die Intuition, in: G. Weber (Hg.): Derselbe Wind lässt viele Drachen steigen. Systemische Lösungen im Einklang. Heidelberg (Carl-Auer-Systeme Verlag), S 98–111.
Essen, Siegfried (2002): Leibliches Verstehen. Wirkungen systemischer Inszenierungsarbeit, in: G. Baxa, C. Essen, A. Kreszmeier (Hg.): Verkörperungen. Systemische Aufstellung, Körperarbeit und Ritual. Heidelberg (Carl-Auer-Systeme Verlag), S. 59–83.
Essen, Siegfried (2003): Systemische Weltsicht und Bibliodrama. Schenefeld (EB-Verlag).
Gronemeyer, Marianne (2002): Die Macht der Bedürfnisse, Überfluss und Knappheit. Darmstadt (Wiss. Buchges.).
Loy, David (1988): Nondualität. Frankfurt/M. (Krüger).
Maturana, Humberto R.; Varela, Francisco J. (1987): Der Baum der Erkenntnis. Bern, München, Wien (Scherz).
Sparrer, Insa/Varga von Kibéd, Matthias (2000): Ganz im Gegenteil. Heidelberg (Carl-Auer-Systeme Verlag).
Sparrer, Insa (2001): Wunder, Lösung und System. Heidelberg (Carl-Auer-Systeme Verlag).
Spencer-Brown, George (1969): Laws of Form. London (George Allen and Unwin LTD).
Varela, Francisco J./Thompson, Evan (1992): Der mittlere Weg der Erkenntnis, Bern/München/Wien (Scherz).
Varela, Francisco J. (1994): Ethisches Können. Frankfurt/M. (Campus) Weisbord, Marvin R. (1984): Organisationsdiagnose. Goch (Bratt-Institut für Neues Lernen).
Welsch, Wolfgang (1990): Ästhetisches Denken. Stuttgart (Reclam).
[1] Впервые статья была опубликована в журнале «Praxis der Systemaufstellung» (2/2003).
[2] Матурана и Варела 1987. «Аутопоэз… характеризует живые существа как автономные системы» (55). «Разделения на производителя и продукт не существует. Бытие и сотворение аутопоэзного единства нерасторжимы» (56). «Непрерывное структурное изменение живых существ с сохранением их аутопоэза происходит в каждый момент времени, постоянно, многими способами одновременно. В нем — биение самой жизни» (112).
[3] В настоящее время динамика аутопоэтического самораскрытия гораздо шире дискутируется и реализуется в различных формах инсценировочной работы, психодрамы, библиодрамы и (педагогического) театра, чем в расстановочной работе. Я указал на это в двух работах: Эссен (2002), (2003), (импульс к этому дали Иллич, Морено, Гротовский, Артауд и др.).
[4] Социолог Марианна Гронемайер называет это «самосильностью» или «жизнью со способностями» в противоположность «жизни в скудности» во «власти потребностей» (2002, стр. 151). «Творящий человек и его предмет взаимно преобразуются, можно сказать, они приручают друг друга» (стр. 155). Это означает, что они реализуют и специфицируют себя в своем актуальном присутствии и соотнесенности с другими и всей системой, которые также находятся в процессе самосотворения.
[5] Мастер дзен Ричард Бэйкер-Роши (устное высказывание, 2003) называет два эффекта практики дзен «restoration and transformation of the self» («реконструкция и трансформация самости» — англ.). Маттиас Варга фон Кибед (устное высказывание, 2003) различает, соответственно, две формы целительных интервенций в расстановочной работе: целительное соединение применительно к порождающему страдание разделению (к примеру, признание табуированного и обесцененного и включение исключенного) и целительное различение смешанного (например, выявление и прекращение проекций и идентификаций, перенятий и смешений).
[6] Другие архетипические представления для четырехвалентных целостностей можно во множестве вывести из индейского шаманского колеса, тибетского буддизма или даже христианской мистики, если назвать лишь несколько традиций.
[7] См. Шпаррер и Варга фон Кибед (2000).
[9] Варела (1994) называет это «этическим умением».
[10] Для К.Г.Юнга самость – это «imago dei» (образ Бога) /Спенсер-Браун в «Законах формы» ссылается на строку из «Сутры сердца»: «Форма есть пустота, пустота есть форма». В английском оригинале в первой главе написано: «Distinction is perfect continence». Это можно перевести так: «Различение – это совершённая взаимосвязь». Я – это осуществление, внешнее проявление самости. В Я Самость познает себя./ Радикальные мистики и философы говорят и наоборот: Только различение создает целое. Или, лучше сказать, только благодаря процессу различения возникает взаимосвязь, реальность соединенности. «Различение – это совершенная взаимосвязь». Смотри об этом прежде всего Лой: «Недуальность».
[11] См. Эссен (1995). Здесь я присоединяюсь к Вольфгангу Вельшу (1990), который размещает постмодерн не в произвольности, а в поле опыта между чуждым рефлексии интуиционизмом и якобы независимым от восприятия логицизмом. Восприятие и мышление неотделимы друг от друга. (Стр. 53-55).
[12] Гюнтер Маттич (Günter Mattitsch) выявил три базовых формы страданий, возникающих между Я и Самостью: (невротическая) защита, (психотическое) слияние и преобладающее сегодня (нарциссическое) владение собой, благодаря чему мы пытаемся защититься от реальности равенства, различности и прозрачности между Я и Самостью. (Не опубликовано).
[13] Впервые опубликовано в: Эссен (2003).
[14] Одна фраза из Кастанеды читается как комментарий к этой расстановке: «Однако бесконечность всегда приводит нас в ужасное положение необходимости принимать решение. Мы хотим бесконечности, но в то же время хотим от нее убежать» (стр. 206).
[15] Маттиас Варга фон Кибед часто формулирует это так: «У тебя есть одна-единственная задача: делать именно то, что ты хочешь» (устно).
[16] Я использую понятие «вера» в раннехристианском смысле как конструкцию действительности, а не как обычно в фундаменталистском смысле как «считать истинным».
[17] Некоторые расстановщики любят говорить об «отдаться служению». Возможно, здесь имеется в виду это, однако в фундаменталистских традициях, с которыми я рос, это выражение часто имело некоторый оттенок смиренной заносчивости и миссионерского жертвенного духа, поэтому я обращаюсь с ним осторожно. Я предпочитаю работать исходя из духа свободы и целостности.
[18] Арон Залтиль, неопубликованное.
[19] Я бы отнес аутопоэтическую расстановочную работу к структурным расстановкам. Представителями этой скорее постмодернистской формы расстановочной работы являются, прежде всего, Инза Шпаррер, Маттиас Варга фон Кибед, и мы, жители Граца (Гунхильд Бакса, Кристина Эссен и Зигфрид Эссен). При этом мы ориентированы в большей степени на синтаксис, чем на семантику, то есть нас больше интересуют отличия и отношения, чем определения и значения.