Чье сердце бьется у меня в груди?
О взаимодействии
тела и живого опыта
Гуни Лайла Бакса
«Одно
из основных моих предположений, — пишет известный исследователь младенческого
возраста и развития Дэниэл Стерн (Daniel Stern), — заключается в том, что изменение базируется на живом
опыте. Чтобы запустить изменение, одного только вербального понимания,
объяснения и рассказа недостаточно. Необходимо еще и реальное переживание,
субъективно пережитый процесс».[1]
Тут
перед расстановщиками и вообще людьми, работающими в области консультирования и
терапии, встает вопрос: что делает живой опыт живым опытом? Какие предпосылки
здесь могут быть важны?
В
данной статье я исследую этот вопрос на основе одной расстановки – в сочетании
с вопросами, размышлениями и открытиями, которые занимали меня во время
расстановки, но еще больше после нее. Необычная тема расстановки – речь шла о
пересадке сердца — особенно наглядно продемонстрировала наше экзистенциально
двойственное отношение к собственному телу. Сущностные аспекты,
позволяющие нам погрузиться в состояние живого опыта, постепенно воплощались в
значимые шаги расстановки. После краткого пояснения метода и посылок
структурной расстановочной работы я обращусь к этим аспектам: диалогическому
взаимодействию, телесному пониманию и видам слушания.
В
тексте фрагменты, описывающие процесс расстановки, выделены курсивом. Когда
речь идет о заместителях или названиях элементов расстановки, это обозначается
кавычками.
Собственное тело в
мире, как сердце в организме[2]
На
момент расстановки Рут, клиентке, было 76 лет. Ее темой была пересадка сердца[3], которую она
перенесла 8 лет назад. Подобные операции очень редко делаются людям в таком,
довольно пожилом, возрасте. В случае Рут это стало возможно в связи с особыми
обстоятельствами. После успешной трансплантации Рут четыре раза попала в
тяжелые, опасные для жизни аварии, так что половину из этих восьми лет она
провела в больнице. После последней аварии ей посоветовали пойти на
расстановку, поскольку несчастные случаи могли иметь какое-то отношение к
трансплантации.
Мы начали
расстановку с заместителей для Рут и для сердца.
Я
совершенно сознательно выбрала это название: сердце. Данная формулировка оставляла открытым вопрос о том, о
каком физическом сердце шла речь: прежнем сердце Рут или донорском сердце. И,
потом, разве не могла звучать в этом слове еще и архетипическая символическая
сила, во всем мире связываемая с понятием «сердце»? Возможно, там
присутствовали все эти три значения, а может быть, что-то еще?
«Рут»
(заместительница) бросила быстрый взгляд на «сердце», отвернулась и сказала,
что не может на него смотреть. «Сердце» стояло отвернувшись, на некотором
расстоянии от «Рут», и смотрело в пол.
Тогда я попросила
Рут (клиентку), которая сидела рядом со мной, выбрать кого-нибудь на роль
«того, на что смотрит сердце». Она выбрала молодого человека, которого оба: и
«сердце», и «Рут» — сразу же назвали тем, у кого было взято сердце, «донором»,
«донором сердца».
Примат процесса
над содержанием
Одна
из важных базовых посылок, из которых исходит структурная расстановочная работа[4], звучит так: процесс
имеет преимущество перед содержанием. Другими словами: для изменений главное,
чтобы был запущен процесс. Не так важно
знать, между кем конкретно он происходит.
Ключевое
значение для глубокого внутреннего изменения имеет затронутость, физическая и
эмоциональная захваченность процессом. Менее важно точное смысловое понимание и
истолкование. «Событие, — говорит Стерн, — должно быть прожито, с чувствами и действиями, закрепленными в реальном
времени, в реальном мире и в момент присутствия…».[5]
Поэтому
в структурной расстановочной работе с самого начала предпочтение отдавалось
открытым, неспецифическим названиям элементов расстановки.[6] Здесь
расставляются, скорее, абстрактные части запроса, которым изначально не
сообщается такой конкретики, как например, «тетя Сюзанна», «умерший друг отца»
или «донор сердца». Здесь даются такие названия, как «то, о чем на самом деле
идет речь» или «то, что еще было забыто» или – как в расстановке Рут – «то, на
что смотрит сердце». Можно предположить, что подобная абстрактность отдаляет от
телесного восприятия и ощущений. Но происходит как раз обратное, она их скорее
еще больше усиливает. Когда мысли не за что зацепиться, внимание легче
направляется на телесные ощущения и чувства.
Вызов данного
подхода
В
повседневной жизни мы ориентируемся главным образом по содержанию – посредством
мышления. Поэтому такой подход менее привычен и зачастую выходит за рамки
возможного для клиентов, а порой и для нас, расстановщиков. Поэтому мы, в
зависимости от ситуации и собственных возможностей, движемся в пространстве
между отказом от любых интерпретаций и необходимостью давать более
специфические названия процессам и элементам расстановки.
В
расстановке Рут обе заместительницы спонтанно пришли к одной и той же
интерпретации вновь появившегося заместителя. Интерпретации, которая
взволновала и тронула Рут. Релятивировать эту интерпретацию было бы не
правильно. Однако в себе самой я оставила место для возможных других смысловых
аспектов. Не может ли в этом заместителе одновременно быть воплощено еще и
прежнее сердце Рут? Как-никак она прожила с ним 68 лет. Возможно, у нее были
глубокие, и может быть, переплетенные связи с родительской системой? А связь
Рут с ее мужем? Он умер несколько лет назад, и она его очень любила.
Открытые,
практически лишенные значений наименования допускают многозначность. Они
принимают характер метафор, символов и ритуалов, которым именно потому и
присуща такая большая действенная сила, что они способны допускать и сохранять
многозначность. Поклон клиента перед родителем того же пола может включать в
себя также поклон перед собственной принадлежностью к этому полу, одновременно
это может быть еще и поклон перед рядом мужчин или женщин-предков, перед
женским или мужским потоком жизни. А может быть, в этом поклоне содержится
также поклон перед каким-то важным учителем и т.д. Разумеется, в момент поклона
клиенты не отдают себе отчет во всех этих возможностях, как, впрочем, и
ведущие. Зато их сознает душа. Они присутствуют там как потенциал и скрытое
знание. И зачастую всплывают тогда, когда клиенты стремятся расширить свободу
действий и понимание своей темы. Иногда это похоже на луковицу: можно снимать
слой за слоем, и в каждом будут открываться новые смысловые взаимосвязи.
Когда Рут услышала
слова: «Это донор сердца», она казалась наэлектризованной и очень возбужденной.
Она схватила меня за руку, посмотрела на меня большими глазами и спросила: «Да,
чье же сердце бьется у меня в груди?»
«Тут
я проснулась», — сказала она позже об этом моменте расстановки.
В расстановке
«сердце» повернулось к «Рут» и сказало: «Я бы с радостью пришло к тебе. Но у
меня не было никакой возможности попрощаться с ним», — и при этом показало на
«донора сердца». После этого «Рут» не сводила с него глаз и кричала ему, как
будто он был где-то очень далеко: «Ты не умер! Ты знаешь это? Ты не умер! Во
мне ты продолжаешь жить, я та, кто хранит твое сердце!»
Рут
– умная, очень интеллигентная и невероятно начитанная женщина. До
трансплантации она занималась научной журналистикой и, кроме того, была
энергичным и уважаемым политиком, работавшим в сфере экологии. Психотерапия
была ей совершенно чужда.
И
теперь в расстановке «сердце» говорит: «У меня не было никакой возможности с
ним попрощаться». Боль прощания у органа? Телесный орган как нечто, самостоятельно
чувствующее? Для нашего, сформированного под влиянием естественных наук,
мировоззрения это немыслимо. Разве это не относится целиком и полностью к
области пресловутой эзотерики?
Классическая
традиционная медицина, с которой Рут была «на ты», рассматривает тело как
химическую фабрику. Для нее тело – это предмет, строение и функции которого
доступны нашему разуму. Раз мы изучили его строение, то мы можем – без
последствий для души или ума – произвольно им манипулировать и его изменять.
При этом громком
крике своей заместительницы, обращенном к «донору», Рут вздрогнула. Она в
замешательстве качала головой и явно боролась с собой. Но через некоторое время
горько зарыдала.
Восприятие,
которое разделяет
По
Декарту, точка зрения которого на протяжении столетий определяла наше отношение
к телу, тело состоит из суммы частей без внутреннего содержания. Душа
существует независимо от тела и является полностью присутствующим в себе самом
бытием. Никакой связи между душой и телом нет.
Все
мы научены воспринимать себя самих и мир таким образом. Таким образом, который
разделяет, проводит границы и делит мир на отдельные предметы. Это взгляд,
которым управляют память и мышление. Это восприятие, которое быстро называет,
классифицирует, категорирует. То, что находится перед нами, овеществляется и
делается тем самым бесчувственным и пассивным. Вещи понимаются в смысле их полезности. Мы игнорируем восприятие их
чувственного присутствия и сознательно воспринимаем только их значение.
В
расстановке «сердце» обращает внимание на то, как однобока такая точка зрения
на тело. В немецком языке есть интересное языковое различие между «Körper»
и «Leib»[7]. Оно основывается
на присущей нам, людям, фундаментальной свободе дистанцироваться от себя самих.
Мы способны смотреть на себя как бы со стороны. Это приводит к тому, что наше
отношение к телу двояко.
Рут рыдала и не
могла говорить, она по-прежнему крепко держалась за мою руку. Через некоторое,
довольно продолжительное, время она сказала: «Да, да, так и есть. Моя
заместительница чувствует все совершенно правильно. Я чуть ли не ежедневно его
благодарю и обещаю ему беречь его сердце. Я ведь ему – и показывает на «донора»
в расстановке – так бесконечно благодарна. Как будто он подарил мне жизнь. Но это же полное сумасшествие. Я вообще-то не
суеверна. Это так по-детски. Я стыжусь из-за этого себя самой и все же делаю
это».
В
наше время мы научились смотреть на тело как бы со стороны, как на
объект. Оно словно бы стало частью окружающего мира. Мы хотим располагать им
как инструментом для работы, удовольствия или других задач. Медицинские
интервенции помогают нам восстанавливать над ним господство. Мы хотим, чтобы
оно было красивее и лучше. Оно должно функционировать: мы что-то в него
закладываем, мы его тренируем, мы его закаляем, облучаем, оформляем,
разрисовываем, разминаем, встряхиваем. Оно стало чем-то, чем мы обладаем как
вещью.
Одну женщину из
группы, которую мы назвали «жизнь», мы попросили занять в расстановке
правильное для нее место. Она встала так, что оказалась на некотором расстоянии
от троих остальных, могла видеть их, а они могли видеть ее. «Рут» опустилась на
пол со словами: «Жизнь принадлежит не мне, она принадлежит ему», и указала на
«донора». «Сердце» отошло назад и сказало «Рут»: «Пока ты с этим не
разберешься, для меня тут места нет». «Донор» попросил разрешения просто быть
мертвым. «Жизнь» стояла с раскрытыми объятьями и ждала.
У нас есть тело,
чтобы купаться в море души
Также
мы можем понимать тело как место нашего опыта, как то, что в
немецком языке выражается словом «Leib». Тело (Leib)
– это живое целое человека. Это место, где
сосредоточены наши собственные восприятия, движения, ощущения, чувства и
мысли. Мы — это наше тело. Тело – это язык души. Это место встречи души и
физического тела, одушевленное тело. Это то, что мы воспринимаем в
непосредственном опыте вне концепций и стратегий. Телесность – это способ быть
в мире, позволяющий нам познать, изведать смысл. Это способ быть, при котором
мы чувствуем себя более наполненно, интенсивно, открыто, удивленно,
центрированно.
«Ты готова пойти
на эксперимент?», — спросила я Рут. «Да, конечно», — ответила она. Тогда я
попросила ее встать на довольно большом расстоянии от «жизни» и установить с
ней зрительный контакт, чтобы затем – сохраняя зрительный контакт — постепенно к ней подойти. «Рут» я попросила
оставаться пока в ее нынешней позиции, пока не придет импульс изменить ее в
соответствии с процессом.
Не я дышу, а
дыхание дышит меня
В
отличие от мыслящего сознания, в случае телесного понимания мы также говорим об
осознанности или об осознанном присутствии, отсутствии намерений, презентности.
Это состояние внимательности и открытости. Оно нерефлексивно и
неинтенционально. Сознание, сосредоточенное в повседневной жизни в «я» – в
мышлении, – может в некоторой мере снова опуститься в тело. Не я дышу, а
дыхание дышит меня. «Музыка, слышимая столь глубоко, что ее не слышно: пока она
длится, вы сами — музыка».[8]
Дорога шла через
отступление, отчаяние, боль, горе, упрямство, горькие слезы, нерешительный
отказ, приближение наощупь, облегчение, тихий плач, улыбку, объятья, счастье,
мирную тишину до глубокого внутреннего сияния у Рут: палитру чувств и ощущений,
знакомых нам по процессам работы с прерванным движением навстречу. И в то же
время возникло кое-что еще.
Резонанс
Как
получается, что взрослые спонтанно открывают рот, когда кормят с ложки
маленького ребенка?
Наши
будни полны феноменов резонанса между нами, людьми. Они так хорошо нам знакомы,
что мы практически их не замечаем. Родители «интуитивно» чувствуют, когда с их
детьми что-то не так. Мы чувствуем напряжение между двумя людьми, даже когда
они едва замечают его сами. Мы ощущаем настроение в группе, атмосферу в
помещении и т.д.
Поэтому
поразительным и новым в открытии зеркальных нейронов был не столько тот факт,
что между нами, людьми, и у высших млекопитающих есть феномены резонанса, а,
скорее, то, что у них есть соответствие на нейрофизиологическом уровне.
Диалогическое
взаимодействие и телесное понимание
Результаты
исследований поведения детей в младенческом возрасте показывают, что мы,
предположительно, рождаемся с базовой комплектацией зеркальных нейронов. Однако
все остальное развивается в социальном контакте – в диалогическом
взаимодействии и через телесное понимание. Взаимодействие
с ребенком происходит преимущественно через так называемые контуры витальности или активности.
«Контуры
витальности – это качества переживания, которые характеризуются такими кинетическими понятиями, как
«бледнея», «мимолетно», «взрывной»,
«убывающий», «затягивающийся» и т.д.».[9]
Пример
контуров активности: девятимесячная девочка при виде новой игрушки приходит в
состояние сильного возбуждения. Она импульсивно протягивает руку, хватает
игрушку и издает восхищенное: «Аааах!». При этом она вызывающе смотрит на мать.
Та отвечает на взгляд, поднимает плечи «и верхней частью тела исполняет великолепный
шимми, как танцовщица go-go».
Шимми длится ровно столько же, сколько длился изданный ребенком звук, в нем
присутствует такая же интенсивность и возбуждение.[10]
Резонанс
не означает, что отражается непосредственно само чувство, как например радость,
ярость, стыд, или что совершается такое же движение, т.е. что происходит то же
самое по содержанию. Резонанс выражается, скорее, через качества переживания –
и протекание действия, где значительную роль играют интенсивность, такт, ритм и продолжительность.
Поля внимания
Мы
много знаем о том, что мы делаем и как мы делаем. Однако мы мало знаем о внутреннем месте, источнике, из которого мы
действуем. В своих многолетних исследованиях О.Шармер (O.Scharmer) обнаружил особые
качества слушания, через которые раскрываются разные поля внимания, из которых
исходят наши поступки. Уровни слушания по Шармеру могут как путеводная нить
вести нас через расстановку. Они дают нам ориентир и указания на то, в каком
поле мы находимся и насколько глубоко мы можем и хотим идти.
Эти
способы слушания вполне могут относиться к нам самим – в том, как мы слушаем
свой организм, внутренние аспекты, внутренний голос, — я покажу это на примере
Рут. Благодаря расстановке Рут нашла новые подходы – т.е. области, к которым она смогла
прислушаться, – к себе самой. Сначала в «слушании» заместителей. Затем в
диалогическом взаимодействии с ними, в слушании и допущении своих
непосредственных чувств и ощущений, в прислушивании к своему «телу».
В
ходе своих исследований О.Шармер выделил четыре способа слушания, через которые
проявляются непосредственно ощущаемые, формирующие атмосферу в
отношениях/группе поля внимания. Далее я приведу их по опубликованному на его
сайте отрывку из его книги «Теория U».[11]
Способы
слушания:
• загрузка
• предметно – различающее слушание
• эмпатическое слушание
• творческое слушание
Загрузка
Этот
способ слушания служит внутреннему подтверждению: «Да, да, я это уже знаю».
Все, что происходит, подтверждает существующие ожидания, мнения и убеждения.
Оно подтверждает то, что мы уже знаем. «В этом виде слушания наше восприятие
мира функционирует на базе органа восприятия первого порядка: совокупности
наших привычных суждений, которые мы в себе носим. Мы видим только то, что
соответствует нашим привычным суждениям».
Некоторое
время Рут находилась в этом состоянии. Она была так растеряна, когда «сердце»
заговорило о боли прощания и установило интенсивный эмоциональный контакт с
донором. Все это совершенно не совпадало с ее естественнонаучной картиной мира
и целиком и полностью ставило ее под вопрос.
Предметно–различающее
слушание: открытый ум
Этот
способ относится к восприятию фактов; он относится к миру как ко множеству
предметов. При этом мы сосредотачиваемся на тех аспектах реальности, которые
отличаются от наших собственных представлений. Вместо того чтобы отрицать
различия, как это происходит при загрузке, внимание направляется на новые или
противоречащие данные: «О, ты только посмотри!» Внутренний голос суждения
выключен. Фактическое слушание – это модус хорошей науки. «В данном виде
слушания мы активируем орган восприятия второго порядка: наши реальные органы
чувств, которые показывают нам реальные свойства вещей».
У
Рут это «О, ты только посмотри!» проявилось в ее пробуждении с удивленным и
испуганным вопросом: «Да, чье же сердце бьется у меня в груди?»
Эмпатическое
слушание: открытое сердце
С
фокуса на вещах, изображениях и фактах («это-мир») происходит поворот к живой и
развивающейся самости («ты-мир»): «О, да! Я точно знаю, как ты себя
чувствуешь». Этот более глубокий уровень слушания представляет собой
эмпатическое слушание. Мы воспринимаем настоящее из перспективы другого
человека и чувствуем точку, из которой действует наш визави.
«Эмпатическое
слушание – это способность, которую, как и любую другую человеческую
способность, можно культивировать и развивать. Это способность, ум которой
имеет другой источник, который, однако, можно активировать – ум нашего сердца
как орган восприятия третьего порядка».
Вспомним
Рут и тот момент, когда она заплакала, когда она оказалась конфронтирована со
своей благодарностью к донору, которой в то же время стыдилась. Это был момент,
когда Рут вошла в контакт с более глубокой, прежде мало принимаемой, выражаемой
и реализуемой стороной ее самой. И, когда она шла к своей «жизни», она встала
на путь «да» — любви к себе самой.
Каждый
раз, когда возникает подлинный диалог, происходит движение внутреннего места,
из которого осуществляется наше слушание. Пока мы находимся в первых двух видах
слушания, мы движемся внутри границ нашей собственной ментально-когнитивной
организации. Однако при эмпатическом слушании наше восприятие смещается наружу,
в поле другого. Граница, отделяющая нас от другого, исчезает. Мы переживаем непосредственный
контакт, связь от сердца к сердцу. Мы открываемся для любви.
Творческое
слушание: открытая воля
И
не в последнюю очередь существует четвертый уровень слушания, уровень
творческого слушания. Это качество слушания побуждает нас открыть волю как
орган восприятия четвертого порядка. Если мы идем на этот уровень, то
собственное «я» уходит с дороги, отступает на задний план. Благодаря этому мы
раскрываем внутреннее пространство тишины и становления, через которое возможно
другое качество присутствия. Мы открываем чувствительный центр, посредством
которого мы можем установить непосредственные отношения с высшей возможностью
нашего будущего. В этой точке мы уже не ищем вне нас самих. Мы находимся в
поле, «которое поднимает и выводит нас далеко за обычные рамки нашей
организации, когда мы вступаем в момент вневременной тишины. Мы чувствуем, как
сквозь этот момент вневременной тишины через нашу общую середину начинает
присутствовать нечто совсем другое, новое и будущее».
Где-то после
половины пути, «Рут», заместительница, встала с пола и начала еле слышно
напевать. «Сердце» взяло барабан и стало тихо, потом чуть громче отбивать
сердечный ритм. В конце пути – без какой-либо предварительной договоренности –
все участники вдруг встали, образовали вокруг Рут и «жизни» круг и стояли,
слегка покачиваясь в барабанном ритме.
30 минут внешнего
времени превратились для всех, не только для Рут, во вневременной момент, в
живой опыт через телесное понимание в диалогическом взаимодействии.
То,
что мы были на четвертом уровне, мы узнаем в конце опыта. Тогда мы вдруг
понимаем, что мы уже не те, какими мы вошли в этот опыт. Мы прошли через
тонкую, едва ощутимую, но глубокую трансформацию.
Рут
Расстановка
стала для Рут «важнейшим поворотным моментом в жизни. Таким же важным, как
встреча с мужем».
Рут
живет благодаря физическому сердцу. Оно бьется и является одним из главных
физических органов, обеспечивающих ей жизнь. Но в то же время сердце приводит
ее в самые глубокие пласты ее связи с миром и самой собой. Мы живем с нашим
телом, нашим одушевленным телом и одновременно через наше тело. Тело (Leib)
— с одной стороны, ответственный исполнитель работы, а с другой – ее исходный
материал.
Этот
опыт стал для Рут началом пути, на котором было еще много станций (например,
ритуал прощания с ее прежним сердцем, травматический опыт войны, ранняя разлука
с евреем-отцом, прощание с мужем, обращение к детям и внукам, от которых до
этого она жила совершенно изолированно). «Самая большая боль, — говорит она, —
которую я еще испытываю, это боль, что я уже не могу разделить это, такое
наполненное и радостное, бытие с моим мужем».
Я
воспринимаю как большой подарок то, что после расстановки мы с Рут сохранили
контакт, благодаря чему я могла и могу видеть и сопровождать ее на ее
дальнейшем пути.
[1] Daniel N. Stern (2010): Der
Gegenwartsmoment. 3. Auflage Brandes @ Apsel. S. 14. [2] Merleau–Ponty: Phänomenologie der
Wahrnehmung. Walter de
Gruyter & Co, Berlin 1966, S.192. [3]
Я не хочу здесь углубляться и подробнее разбирать многоплановую тему
психических и духовных последствий пересадки органов, особенно сердца. [4]
Более-менее параллельно с семейными и организационными расстановками, фокус
которых направлен на социальные системы, в 90-е годы прошлого века развивалась
также область так называемых структурных расстановок. Первый импульс был задан
вопросом: нельзя ли применять этот, столь привлекательный, метод расстановки
также и к другим структурам отношений? Ко всему, где речь идет о связи и
отношениях? Нельзя ли расставлять также психические системы, например наши
внутренние голоса в связи с какой-либо проблемой? Или логические и ментальные
системы, неличные элементы? А может быть, и наоборот: не может ли расстановка
ментальных и духовных моделей, зарекомендовавших себя в человеческой истории,
предоставить рамки для целительных и разрешающих процессов? Свое выражение эти
исследования нашли в работе главных представителей структурной расстановочной
работы, Инзы Шпаррер и Маттиаса Варги фон Кибеда, разработавших, в том числе,
некоторые основные расстановочные форматы. К ним относится расстановка
проблемы, расстановка полярности убеждений, расстановка приближения к цели,
расстановка скрытой темы, тетралемма и еще многое другое. Благодаря структурным
расстановкам спектр применения системной расстановки заметно расширился. На
сегодняшний день существуют также расстановки сценариев, романов, театральные
расстановки, расстановки гомеопатических лекарственных средств, расстановки по
вопросам управления, расстановки сказок и снов, расстановки в медиации, в
работе с внутренними частями, расстановки тела, фраз и еще многое другое. [5] Daniel N. Stern (2010): Der
Gegenwartsmoment. 3. Auflage, Brandes & Apsel S.14. [6]
На мой взгляд, «новая семейная расстановка» Берта Хеллингера базируется на
чем-то похожем. Даже если очень отличаются способ действий и стиль ведения. [7]
Оба слова переводятся как «тело», но в отличие от Körper
– тела в его внешних, физических формах,
туловища, Leib
подчеркивает, что речь идет о живом теле. Слово «Leib» происходит от того же
индогерманского корня, что и английское слово «life» – жизнь. (Прим. пер.).
[8] Т.С.Элиот. [9] S. Trautmann-Voigt & B. Voigt (2001):
Bewegung und Bedeutung – Chancen therapeutischer Kommunikation. In
Psychotherapie Forum, Springer Verlag, Wien. S. 23. [10] По: Daniel N. Stern (1992): Die Lebenserfahrung des Säuglings. Klett Cotta,
Stuttgart S.200f. [11] C. Otto Scharmer (2005): Vorbereitendes
Excerpt zu Theorie U: Von der Zukunft her führen. Presencing als soziale
Technik der Freiheit. 2. Entwurf. Можно найти на сайте www.ottoscharmer.com.