Не увеличивайте сущностей напрасно или еще раз о морфогенетических полях.
Васильев Андрей.
Прислушаемся к своим словам. Как часто мы говорим «мысль витает в воздухе», «поймал идею», «ухватил кончик мысли и додумал». Есть много историй о том, что автор того или иного произведения «написал его под диктовку» «просто услышал текст в голове». У многих людей есть ощущение, что если хорошо прислушаться, можно найти «услышать» решение проблемы, где то внутри себя. Мы часто сталкиваемся с ситуациями, когда внутри нас возникает некое интуитивное знание о том, как надо поступить в той или иной ситуации, чувство, как поступить правильно. Иногда я спрашиваю у клиентов, бывают ли у них моменты, когда возникает знание, опережающее происходящие события, или обсуждение какого то вопроса или проблемы? Как они это ощущают, где в теле возникает это знание, в голове, в сердце, где то вовне тела? Ответы самые разные, кто-то считает, что знание приходит откуда-то сверху или возникает в голове, или даже в ногах, но в основном мне отвечают, что знание зарождается где-то в груди.
Попробуйте сделать простое упражнение: Вспомните:
Были ли случаи, когда у вас возникало убедительное мнение о человеке, или решение ситуации, еще до того, как вы стали обсуждать что то с этим человеком или искать это решение? Что это было?
Если бы вам пришлось объяснять это другому, как бы вы это описали?
Где, конкретно или нет, возникло это чувство?
В какой роли выступает ваша интуиция, как друг или враг?
Психотерапевты в своей работе часто используются метафоры, притчи, сказки — клиенту рассказывают (или показывают) какую-то историю-сказку и это вызывает внутреннее изменение, создается некое пространство, показывающее пути этого изменения, подталкивающее к появлению какого-то интуитивного знания. В расстановке, если она проводится в группе, а не в индивидуальной беседе, это пространство-метафора изменений возникает за счет заместителей. Здесь возникают персонажи, замещающие кого то, кого порой давно нет на свете, или тех, кто жив, но находится где то очень далеко и заместители начинают улавливать эмоции и чувства этих отсутствующих людей, вести себя так, как могли бы повести себя эти персонажи. Очень сложный процесс, который вызывает законный вопрос: «Как это может быть?»
Ученые давно пытаются выяснить, верны ли утверждения о существовании телепатического (перцептивного) канала, позволяющего некоторым людям воспринимать и описывать удаленные от них явления, не воздействующие непосредственно ни на один из известных органов чувств. Это явление изучалось, в том числе, и в лаборатории электроники и биоинженерии Стенфордского научно-исследовательского института. Наиболее подробно была изучена способность (в том числе у лиц, не проявлявших ранее никаких парапсихологических способностей) создавать у себя благодаря врожденным психическим механизмам зрительные образы удаленных топографических и инженерных объектов — зданий, дорог, лабораторного оборудования. Накопленные данные указывали на то, что этот феномен не зависит, ни от расстояния, ни от экранирования испытуемых с помощью камеры Фарадея – комнаты со сплошными металлическими стенами, потолком и полом и что последнее не ухудшает заметным образом качества и точности восприятия. Исходя из результатов экспериментов, авторы указывают области физики, которые могли бы послужить основой для описания или объяснения данного феномена.
«…хотелось бы привести пример, иллюстрирующий наши эксперименты; он относится к одному из первоначальных опытов. Как будет видно из последующего изложения, этот пример — не «лучший из лучших», а лишь типичный образец той степени умения, которой можно достичь и которая в наших экспериментах стала обычной.
Три человека принимали участие в эксперименте по восприятию ряда весьма удаленных объектов, находившихся в Коста-Рике. Все испытуемые заявили, что в Коста-Рике до этого не были. В ходе эксперимента один из его участников (д-р Путхофф), совмещая приятное с полезным, десять дней провел в поездке по Коста-Рике, В этом и состояла вся информация, которая была известна испытуемым относительно маршрута его путешествия. По условиям эксперимента Путхофф должен был вести подробный дневник (записи о посещаемых местах и о своих занятиях) и ежедневно на протяжении недели в 13 ч 30 мин по тихоокеанскому летнему времени делать фотографии. До возвращения путешественника от трех испытуемых было получено в общей сложности 12 описаний, относившихся к тому или иному из этих дней: один испытуемый дал шесть описаний, другой — пять, третий — одно.
Рис. 1. Фотографии аэропорта на о-ве Сан-Андрес (Колумбия), служившем мишенью в опыте по дальновидению, и зарисовки испытуемого, находившегося в Калифорнии. Надписи на рисунке испытуемого: 1. Пятница, 12.04.74, 1 ч 25 мин — 1 ч 30 мин. 2. Ангар или здание аэропорта. 3. Бетон. 4. Козырек. 5. Темное. 6. Трава. 7. Яркое. 8. Взлетная полоса. 9. Океан. 10. Песок.
Испытуемый, давший только одно описание, сопроводил его рисунком, относившимся к одному из дней в середине срока поездки Путхоффа. (Это описание вместе с фотографиями, сделанными на месте, приведено на рис. 1.) Хотя Коста-Рика — гористая страна, испытуемый неожиданно «увидел» путешественника на берегу океана. Не без некоторых колебаний он описал (и притом правильно) аэропорт на песчаном берегу и посадочную площадку, упиравшуюся в океан. Кроме того, он сделал рисунок, на котором изобразил здание аэровокзала с большим прямоугольным козырьком (что тоже верно). Путешественник совершил заранее не планировавшуюся однодневную поездку на один из прибрежных островов. Время сеанса совпало с моментом, когда он выходил из самолета в небольшом аэропорту острова, что и было описано испытуемым, находившимся от него на расстоянии 4000 км. Единственное расхождение заключалось в том, что здание на рисунке испытуемого было похоже на сборный металлический ангар, тогда как в действительности оно имело прямоугольную форму.
Этот пример интересен тем, что хорошо иллюстрирует одну важную особенность, многократно наблюдавшуюся в наших экспериментах: вопреки возможным ожиданиям описания, которые дают испытуемые, не обязательно подчиняются привычной логике (т. е. не сводятся к обоснованной «надежной» догадке), а, наоборот, зачастую уводят в сторону, противоположную даже его собственным ожиданиям.
Подчеркнем еще раз, что результаты, подобные описанному выше, не являются чем-то необычным. В материалах наших экспериментов содержатся и другие примеры отличного соответствия между откликом испытуемого и объектом, фигурировавшим в опыте. (Так, например, испытуемыми был воспринят отдых путешественника у бассейна; поездка в тропическом лесу у подножия вулкана, имеющего форму усеченного конуса, была описана как поездка в джунглях под высокой столовой горой, лишенной растительности; был правильно описан номер в гостинице, и притом с такими подробностями, как цвет коврика, и т. п.) Чтобы определить, не оказались ли эти совпадения простой случайностью, т. е. нельзя ли было ожидать их естественного появления на чисто вероятностных основаниях, Путхоффа после его возвращения из поездки попросили путем простого сопоставления определить, к каким из семи объектов относятся 12 упомянутых описаний. При помощи такого метода — далекого от совершенства, поскольку в нем крайне недостаточно учитываются статистические веса индивидуальных изображений, — было выделено пять правильных описаний. В то же время, как следует из биномиального закона распределения случайной величины, вероятность такого числа совпадений равна 0,02[1].
Часто описываются случаи ясновидения у людей, никогда ранее не сталкивавшихся с этим феноменом. Один из ярких примеров — история гибели отца М.В. Ломоносова.
«…Мысли о Василии Дорофеевиче, видимо, преследовали Ломоносова всю дорогу до Петербурга. Он даже видел отца во сне, выброшенным на необитаемый остров в Ледовитом океане, к которому еще в молодости Михайлу с отцом однажды прибило бурей.
8 июня 1741 года Ломоносов ступил на русскую землю. Странный сон, увиденный на море, не давал ему покоя. Чувство сыновней вины усиливало тревогу. Прибыв в Петербург, Ломоносов первым делом наведался к архангельским и холмогорским артельщикам узнать об отце. Он был ошеломлен, услышав, что его отец ранней весною того же года, по первом вскрытии льдов, отправился в море на рыбный промысел и что, хотя минуло уже несколько месяцев, ни он и никто другой из поехавших с ним еще не вернулся.
Это известие наполнило Ломоносова крайним беспокойством. С первой же оказией в Холмогоры Ломоносов посылает письмо к тамошней артели рыбаков, в котором убедительно просит, чтобы при выезде на промысел они заехали к злополучному острову (его положение и вид берегов он точно и подробно описал), обыскали бы по всем местам, — и если найдут тело отца, пусть предадут земле. Несколько месяцев с нетерпением ждал Ломоносов весть от земляков. Наконец она пришла: в ту же осень рыбаки действительно нашли тело Василия Дорофеевича на том самом острове, похоронили и возложили на могилу большой камень…»
Огромное количество таких примеров мы знаем из мира бизнеса. Известный финансист, миллиардер, Джордж Сорос говорил, время от времени сталкиваясь с болью в позвоночнике: «Боль в спине не говорит мне, что не так, она говорит мне, что, что то не так! И я начинаю проверять документы до тех пор, пока не найду ошибку.»
Это знание описывалось самыми различными способами. Руперт Шелдрейк[2] ввел понятие морфогенетические поля. Есть понятия информационное, знающее поле. Но вспомним принцип Оккама[3] «не следует множить сущности без необходимости» и просто поразмышляем, что именно может являться носителем этого знания.
Например, нам нужно передать одно единственное «сообщение». Допустим, если в одной комнате на 10 этаже вымышленного здания зажглась лампочка, надо предать этот сигнал любым придуманным нами способом, так, чтобы в другой комнате, скажем на втором этаже этого здания, так же загорелась лампочка в ответ.
Попробуем решить эту задачу соединив трубой комнату на десятом этаже с комнатой на втором этаже. Представим, что эта труба не заканчивается в нужной нам комнате второго этажа, а ведет, куда то дальше, и мы даже не знаем где она оканчивается и для нас это впрочем и не важно. Но, в том отрезке трубы, где она проходит через нужную нам комнату на втором этаже мы прорезали три отверстия. В нашей трубе появились дырочки и она стала похожа на длинную флейту.
В начале трубы стоит человек, который бессистемно, вплотную друг за другом, запускает в трубу черные или белые шарики которые катятся по трубе к ее противоположному концу. Перед его глазами висит электрическая лампочка и как только она загорится, он должен отправить в трубу шарики в определенной комбинации — сначала белый, потом черный, а потом снова белый шарик.
Перед отверстиями, прорезанными в нашей трубе в комнате на втором этаже, стоит другой человек, чья задача внимательно следить за тем, какие шарики появляются в отверстиях и как только выстраивается последовательность белый, черный, белый, — он должен нажать выключатель и зажечь лампочку у себя в комнате.
Конечно, при такой примитивной последовательности легко ошибиться. Наш передатчик, бросающий шарики в трубу, случайно выбросит шарики в комбинации белый, черный, белый и по трубе пройдет ложный сигнал. Но, возьмем не три, а десять шариков, и расположим их в определенной последовательности, согласно которой они появятся не в трех, а теперь уже в десяти окошечках — мы закодируем информацию гораздо более точно. Возможность вариантов этого кода составит 10! (1х2х3х……х8х9х10)[4]. Это уже очень большое число и вероятность ошибки ничтожно мала. Чем больше последовательность шариков — длина кода, тем надежнее передача информации.
Ту же ситуацию мы можем рассмотреть и немного изменив конфигурацию трубы. То, что шарик покажется в определенном окошечке, будет определяться длиной трубы до этого окошечка. Если окошечко для шарика будет смещено, информация пропадет.
В качестве иллюстрации, мы можем нарисовать три трубы, и все три шарика будут отправлены в каждую из них одновременно. Тогда, в зависимости от длины труб, из них в определенное время и в определенной последовательности выкатятся белый, черный и снова белый шарики. Если одна из труб будет чуть длиннее, или немного короче — шарик не выкатится в нужное время — последовательность будет нарушена — информация потеряна.
Теперь давайте заменим шарики на электрические импульсы. У нас есть медный проводник, по которому направлен закодированный импульс. Кодировка заключается в последовательности разнополярных импульсов. К проводнику прикреплено устройство, в которое заложена определенная схема, считывающая, какова последовательность проходящих через него импульсов. И если шаблон, заложенный в считывающем устройстве, совпадает с последовательностью импульсов — устройство срабатывает.
В начале цепи устройство задающее импульс (передатчик), в конце считывающее импульс (приемник). Мы можем заложить в приемник шаблон, состоящий из ста импульсов, — тогда кодировка будет сложной, ее будет трудно подобрать, или состоящий из трех импульсов — кодировка будет простой. Если мы разорвем проводник, мы превратим его в антенну, сигнал пойдет через атмосферу. Он затухнет, потеряет мощность, но нам важен тот факт, что он в принципе может передаваться через атмосферу. Да, мощность сигнала будет невелика, но для нас важно, что чем длиннее код, тем более слабый сигнал можно выделить через атмосферу. Математически верно, что при бесконечной длине кода из атмосферы можно вычленить бесконечно малый сигнал.
Как и в случае с трубами разной длины, эта схема будет справедлива и для проводников разной длины. В этом случае и антенна передатчика, и антенна приемника, будут представлять из себя набор проводников, где импульс будет принят только и только в том случае если длины проводников принимающей антенны совпадут с длинами проводников передающей антенны. Если мы будем использовать антенну передатчика и приемника с набором из трех проводников разной длины, как и в случае с нашими трубами, мы будем использовать возможность кода из трех элементов и так же столкнемся с проблемой ложного импульса. Набор из восьми или десяти проводников кодирующих сигнал увеличит надежность системы в разы, а если мы будем использовать сто или тысячу проводников? Но стоит не совпасть длине хотя бы одного из них и сигнал будет потерян. Схема, приема – передачи, которая здесь приведена, конечно, чрезвычайно упрощена. Те, кто заинтересуется разобраться в этом более детально, могут изучить материалы в Приложении №1, но это уже голая физика…
Ниже приведены фотография такого устройства связи реализованного, как говорят инженеры — «в железе».
Теперь рассмотрим этот вариант передачи сигнала совершенно под другим углом.
Ниже — условное обозначение нейрона принятое в физиологии. Слева — набор дендритов, они очень маленькой длины, что делает их очень неэффективной антенной, но даже такая антенна работает, и даже при малой величине импульса, но с достаточно длинным кодом можно и передать, и выделить из атмосферы необходимый сигнал. Справа аксон, а вот его длина может быть уже сопоставима и с сантиметрами и с метрами, и это уже более эффективная антенна. И давайте вспомним, что некоторые нейроны, например нейроны моторной коры головного мозга, имеют от 1000 до 10000 дендритов, т.е. длинна кода. 10000! – десять тысяч факториал, ни один компьютер такое число даже помыслить не сможет.
Если у нас есть нейрон, длины отростков дендритов которого совпадают с длинами дендритов другого нейрона, тогда импульс одного нейрона вызовет ответный импульс другого нейрона. Это гипотеза, но ей ничто не противоречит… Но для того, чтобы вызвать ответный импульс другого нейрона, нужно чтобы совпали все длины дендритов нейрона «передатчика» и нейрона «приемника». Стоит не совпасть по длине только одной единственной «веточке» и принимающий нейрон ничего не «услышит». Объемное расположение ветвей передатчика и приемника роли не играет, главное, чтобы совпадали длины. Чтобы нейрон «сработал»» нужно от 5 до 20 милливольт, так называемый – потенциал действия, дальше срабатывает схема – или все, или ничего. Такая антенна необходимой мощность импульса не соберет, но важно, что у нейрона есть понятие пейсмейкерной активности, когда нейрон время от времени как бы сам себя активизирует, и если мы проведем параллели с радиофизикой, мы можем коррелировать такой процесс с принципами гетеродина, когда очень маленький сигнал используется для управления (модуляции) более мощным. Если длины совпадают — передача импульса возможна. Это не противоречит физике, но не означает, что это истина.
Один нейрон может вызвать ответный импульс другого, и при этом они могут принадлежать разным людям. Но если именно этот нейрон оказался встроен в цепочку соединений – «нейронный ансамбль» — соответствующий какому-либо воспоминанию, или эмоции, то его импульс и запустит цепочку этих воспоминаний. Это гипотеза, но она не противоречит законам физики и потому может существовать. Если принять эту гипотезу за рабочую то можно рассмотреть ситуацию, когда один нейрон может активизировать другой на некоем расстоянии. Встает следующий вопрос, на каком? Мы опираемся на то, что нейрон «работает» на низких частотах от 0 до 100 Гц. Дельта, тета, альфа, бета – как правило, всем знакомые обозначения ритмов работы мозга, но это и есть полоса частот. От 0 до 4 Гц. – дельта ритм, 6 – 8 Гц. – тетта и т.д.
В качестве примера возьмем некоего вымышленного человека с очень небольшим количеством нейронов. Допустим их всего десять, и мы их пронумеровали, от 1-го до 10-го. И у него возникла некая простая мысль, для которой ему понадобилось использовать только пять нейронов из десяти, предположим 1, 2, 3, 4, 5. На некотором расстоянии находится другой человек, у которого есть «совпадающие» нейроны, допустим 2 и 4. Второй человек уловил схожими нейронами часть импульсов, поймал часть мысли, но эти импульсы ни привели ко всей мысли, ни во что не развились. Поскольку нейроны излучают на низкой частоте, их импульсы распространяются на очень большие расстояния, огибая земной шар. Примером может служить разница между длинноволновым приемником, принимающим сигналы в Берлине когда передатчик находится в Москве (вспомните Штирлица из «Семнадцать мгновений весны») и высокочастотным сотовым телефоном, импульсы которого доходят только до приемника, находящегося в прямой видимости и не принимающего сигнал, источник которого находится за линией горизонта.
Рассмотрим еще один научный феномен имеющий к нашим гипотезам непосредственное отношение – так называемый «Шумановский резонанс». Для этого нам надо рассмотреть Землю как шар имеющий внешнюю оболочку в виде ионосферы. Поскольку земля заряжена положительно, а ионосфера отрицательно, возникает естественный конденсатор шаровидной формы, параметры которого определены диаметром земли и ионосферы и рассчитаны Шуманом[5]. Шумановский резонанс составляет 7,8 Гц. Сигнал нейрона, например в режиме тета- ритма работы мозга (на этих частотах наш мозг работает когда мы просыпаемся или засыпаем, медитируем, молимся и т.д.) лежащий в диапазоне от 6 до 8 Гц удивительным образом «вписывается» в шумановский резонанс. Сигнал на этой частоте анормально не затухает, за секунду 6−8 раз огибает землю. Возвращаясь к нашим условным людям.
Поместим на землю еще несколько человек с похожим набором нейронов. Третий из них, у которого с передатчиком совпали длины 1, 3 и 5 нейронов, тоже воспринял часть мысли. У четвертого, совпали только 4 и 5 нейроны, у пятого 1 и 2. То есть множество людей восприняли по какому-то обрывку изначального сигнала, изначальной мысли. И вдруг. По условиям задачи, а не, потому что мы такие жестокие экспериментаторы, наш первый человек-передатчик умер. Но его мысль, переизлученная многократно, пусть и отрывочно, но остается, продолжая свой путь вокруг земли. В компьютерах это раньше называлось память с регенерацией. Мысль, которую постоянно подталкивают переизлучениями не исчезает, она как шарик в колесе рулетки — пока его будут подталкивать, не скатится в ячейку и не остановится. Так и мысль, будет «витать в воздухе» пока есть те, кто ее подталкивают. Нас, человеков, много, и у нас миллиарды нейронов у каждого! Мы можем «подталкивать», сохраняя многие тысячи лет огромное количество мыслей всех нас и живущих до нас. «Не возжелай жены ближнего своего» — помыслил, все, из поля не сотрешь, так и будет эта крамольная мысль «крутиться» в поле, выдавая наши грешки…
Вернемся к нашему примеру, передатчика давно уже нет, а дело его, извините – мысль его, живет своей жизнью в поле человечества. А потом родился человек (приемник), у которого все нейроны от 1 до 5 совпадали с передатчиком и он уловил его мысль целиком. Возможно, для этого ему надо было прийти в определенное состояние, перестать «активно думать» самому — медитировать, находится на выходе из сна и т.д. И вот, в состоянии медитации или просыпаясь, когда мозг приемника работал в «тетта» режиме, ему вдруг приходит в голову странная мысль. Может быть на арамейском. И человек решает, что это мысль из «прошлой жизни». Так возникает легенда о прошлых жизнях. Возможно, что это не так. Просто все, что помыслилось — сохраняется. Эти знания постоянно накапливаются, но при этом уловить чужую мысль — сложно. А вот поймать чужую эмоцию, определяемую нейронами лимбической системы мозга, — гораздо проще. Эмоция может запускаться лишь одним нейроном и так же улавливаться. В нейрофизиологии даже есть почти научный термин «О, черт!» который обозначает импульс одного единственного нейрона запустившего цепочку тревожного состояния: «Что-то пошло не так». Наша тревожность заставляет нас проверять и перепроверять решение, и точно, находится закравшаяся ошибка. Нейроны лимбической системы более простые, в них немного дендритов (например – униполярные или биполярные нейроны с минимальным количеством дендритов) их легче «подобрать по длинам». И получается следующее. Если задействована логика, мозг работает в бета-ритме, мы ничего не услышим. Если нас захлестывают собственные эмоции, мы тоже ничего не услышим. Холодной рассудочностью или бурей чувств мы не дадим себе войти в это состояние. Но, в какой-то момент времени мы оказываемся в состояниях, когда мы наиболее расположены к восприятию из поля эмоций или даже мыслей.
Станфордцы предположили, что раз человек излучает в электромагнитном спектре, то эта электромагнитная волна описывается одиннадцатью уравнениями Максвелла и именно они предположили, что комплекс уравнений решается как с временем +t, так и с временем –t. Что значит решить комплекс уравнений? Это получить информацию, потому, что решение — это некая информативная величина. Получается, что мы имеем информацию в поле независимо от того произошло оно или только еще произойдет. Мы не зависим от времени. И чем длиннее код, тем меньше величина импульса, который мы можем воспринять. При бесконечной длине кода из атмосферы можно извлечь бесконечно малые сигналы. Если у нас нейрон имеет 10 тыс. дендритов, то длина кода может быть 10000 факториал. Этот сигнал невозможно выделить из атмосферы современными инженерными, техническими методами. Но он там есть. И человек, со своим стомиллиардным нейронным комплексом может его уловить, а некоторые, видимо, могут даже на него настраиваться.
Вот иллюстрирующие эту мысль эксперименты, проводившиеся в уже упомянутом нами Станфордском институте.
Каждый день в 10 часов утра один из экспериментаторов выезжал на автомобиле из СНИИ с пачкой из десяти запечатанных конвертов, которые в тот же день были случайным образом выбраны из большого количества таких же конвертов; в конвертах хранились заранее подготовленные маршруты предстоящей поездки (двое экспериментаторов, остававшихся с испытуемым, о содержании пакетов ничего не знали).
Испытуемой в этих экспериментах была Хелла Хаммид (S4), которая до этого приняла участие в девяти опытах, повторявших описанную выше серию экспериментов с Прайсом. Экспериментатор, назначенный для поездки к мишени, с 10.00 до 10.30, т. е. до самого момента определения места назначения с помощью генератора случайных чисел, не останавливаясь ехал на машине. (Требование непрерывной езды в течение этих 30 минут было основано на наблюдении, что быстро движущиеся предметы и люди в опытах по дальновидению, как правило, не воспринимаются, а нам как раз и хотелось, чтобы выездной экспериментатор до своего прибытия на объект плохо воспринимался испытуемым.) В 10.30 экспериментатор, находясь на автомашине, получал с помощью генератора случайных чисел (Texas Instruments SR-51) одну из десятичных цифр. Затем, не прерывая поездки, он отсчитывал нужное число конвертов и отправлялся к мишени с таким расчетом, чтобы прибыть на место ровно в 10.45. У мишени он оставался до 11.00, после чего возвращался в лабораторию, показывал название фиксировавшейся им мишени лицу, контролировавшему доступ к испытуемому, и входил в помещение, где проводился опыт.
В течение описанного периода времени в лаборатории происходило следующее. В 10.10 испытуемую просили начать описание того места, к которому выездной экспериментатор должен был прибыть только через 35 минут. С 10.10 до 10.25 испытуемая рассказывала о своих впечатлениях (они записывались на магнитную ленту) и делала рисунки; на этом ее участие в опыте заканчивалось. Таким образом, описание, которое она давала, полностью завершалось за 5 минут до начала процедуры выбора мишени.
Всего было проведено четыре таких опыта, и все они оказались успешными, что позднее было подтверждено экспертизой по нашему методу «слепой» оценки, которую уверенно провели три эксперта. Ниже мы кратко описываем эти четыре опыта.
Первая мишень — гавань для яхт в Пало-Альто — представляла собой покрытую илом отмель (было время отлива, рис. 14). Этому вполне соответствовал рассказ испытуемой о «чем-то вроде застывшего вара». «Или это участок застывшей лавы, — продолжала она. — Это похоже на поверхность, покрытую чем-то вроде морщинистой слоновьей кожи; оно выступило и заполнило собой какое-то ограниченное пространство там, где он (экспериментатор) стоит». Из-за отлива причал, на котором стоял экспериментатор, действительно находился прямо над участком, покрытым илом.
Pиc. 14. Свои впечатления об этой мишени испытуемая Хаммид описала так: «Что-то вроде застывшего вара, или это участок застывшей лавы…, оно выступило и заполнило собой какое-то ограниченное пространство».
Заметим, что испытуемую просили не торопиться с истолкованием характера и назначения соответствующего объекта. Эта предосторожность была основана на наблюдении, что такие попытки приводят к чисто логическим конструкциям и, как свидетельствуют наши эксперименты, почти всегда оканчиваются неудачей. Если испытуемый может отвлечься от интерпретации того, что видит, он часто оказывается в состоянии описать место действия с точностью, достаточной для того, чтобы посторонний наблюдатель, проанализировав его ответ, смог опознать мишень.
Вторым объектом был фонтан в одном из уголков большого английского сада при клинике Станфордского университета (рис. 15). Испытуемая дала пространное описание «очень ухоженного» английского сада позади стены с «двойной колоннадой». Когда после опыта мы привезли испытуемую на это место, она сильно удивилась, увидев стену с двойной колоннадой, ведущей в сад, который был ею только что описан.
Третьей мишенью были детские качели в небольшом парке в 4,6 км от лаборатории (рис. 16). Испытуемая повторяла снова и снова, что главное ее внимание приковано к «черному железному треугольнику, в который экспериментатор как-то вошел или на котором он стоит». Треугольник «размером больше человека», и ей слышится «скрип, скрип… примерно раз в секунду». Это полностью соответствовало мишени — скрипящим черным металлическим качелям.
Рис.15. Испытуемая S4 описала «очень ухоженный» английский парк позади двойной колоннады.
Рис. 16. Испытуемая S4 увидела «черный железный треугольник, в который Хэл как-то вошел», и услышала звук «скрип, скрип… примерно раз в секунду».
Последней мишенью было здание муниципалитета в Пало-Альто (рис. 17). Испытуемая описала очень, очень высокое сооружение, облицованное «стеклом, как хрусталь». Оно виделось ей окруженным городскими улицами; у его основания находились какие-то кубики. Здание действительно имеет застекленный фасад, а небольшие пристройки для входа в лифт, расположенные со стороны площади, действительно напоминают «кубики».
Рис. 17. Испытуемая S4 описала очень высокое сооружение, окруженное городскими улицами и облицованное «стеклом, как хрусталь».
Для получения численной оценки степени точности предвосхищающего восприятия результаты данных экспериментов были подвергнуты независимой экспертизе на основе «слепой» методики тремя научными сотрудниками СНИИ, которые в остальном не были связаны с нашей работой. Экспертов попросили посетить все четыре объекта и сравнить их со стенограммами описаний и рисунками испытуемой. Стенограммы не имели отличительных обозначений и предъявлялись экспертам в случайном порядке и без повторений. Соответствие описания именно той мишени, которая фигурировала в данном эксперименте, считалось правильным совпадением. Все три эксперта независимо друг от друга безошибочно установили, какая из мишеней соответствовала каждому из ответов испытуемой. Если бы это произошло чисто случайно (т.е., имел бы место случайный выбор описаний без повторений, в условиях отсутствия канала связи), то вероятность получения такого результата каждым экспертов (действовавших независимо друг от друга была бы р=(4!)−1=0,042.
По причинам, которых мы пока еще не понимаем все четыре описания, полученные в опытах по предвосхищению, отличаются исключительной последовательностью и точностью. Это явствует из того факта, что все эксперты смогли с их помощью безошибочно определить соответствующие мишени. Сейчас проводится цикл обширных экспериментальных исследований с участием нескольких испытуемых, направленный на изучение этой неясной проблемы. Четыре только что описанных эксперимента являются первыми в этой программе.
В настоящее время у нас нет определенной модели феномена пространственного и временного дальновидения.
Мы уже говорили, что в зависимости от того, как работает мозг, человек может находиться в различных состояниях, в том числе в состоянии, когда этот сигнал можно воспринять.
Как эти гипотезы можно использовать применительно к методам и инструментам психотерапии. Для наглядности изложения возьмем за основу теорию-U Отто Шармера.
Эта концепция справедлива и для иллюстрации развития ребенка, и для иллюстрации пути студента – осваивающего новую для него дисциплину, и для бизнесмена – принимающего решения. Вот условное обозначение того как мы принимаем и как воплощаем решение.
Для нашей демонстрации изменим названия фаз модели Шармера, для более легкого восприятия конструкции, да простит меня за это гос-н Шармер. Первая фаза — это модель. Ребенок рождается и, подрастая, не задумываясь, выполняет предписания и модели родителей: «это надо делать», «этого не делай». Потом он переносит эту родительскую модель в собственную семью, особенно если считает эту модель успешной. Основой модели могут быть национальные, религиозные или семейные традиции, и часто модель не критикуется, а принимается к исполнению без учета того, что создавалась она для своего времени, для своей культуры, для своего окружения. Модели мы можем брать из значимых книг, наставлений, кодексов и т.д. Опираясь на модели хорошо служить в армии – все расписано согласно уставу. В психотерапии это состояние консультирования (подсказывания) – как нам лучше поступить, что ответить, о чем подумать… В истории, вернее мифологии, такую первую модель стандартизации заложил г-н Прокруст. Вспоминаете? Вот так и в терапии бывает – если вы в мою модель (психотерапевтическую кроватку) не укладываетесь, мы вам чего ни будь, да отрежем.
Следующий уровень в теории-U, это уровень реакции. Проверить на собственном опыте, что модель, указание правильное. Потрогать горячее, схватить острое, попытаться поднять тяжелое. Полечить ожоги, порезы, грыжу и принимать правильные решения в будущем.
Третий уровень — интеграция. Попытка понять другого человека на основе собственных моделей, чувств, мыслей и опыта. Словно встать на место другого, который напротив. Это позволяет общаться с людьми, ожидать их реакции и прогнозировать их поведение. Если ценности, убеждения, цели, поведенческие модели совпадают, предсказать действия другого человека возможно. Например, если в семейной паре модели совпадают, люди ожидают друг от друга определенных, понятных и привычных поступков. Поэтому если поведение одного из них вдруг не совпадет с ожидаемым, это будет разрыв модели, шаблона.
В семейной терапии мы часто работаем с моделями и, если мы возьмем историю психотерапии, это будет лежать в русле стратегической семейной психотерапии по Хейли. Мы знаем, как в той или иной культуре действует семья, чтобы быть в этой культуре успешной. Семейная психотерапия на уровне моделей предлагает терапевту давать людям готовые решения, как таблетку. Психотерапевт выступает как эксперт несущий «правильные» знания. Такая психотерапия может быть успешной, особенно если пациент не хочет выходить за пределы привычных моделей поведения.
В психотерапии можно работать и на уровне реакций, когда пациентам даются домашние задания, пробуются новые формы поведения. Поведенческая, когнитивно-поведенческая терапия.
Если говорить о уровне интеграции, то этому уровню соответствует, например, циркулярное интервью. Вы можете ненавязчиво предлагать клиентам посмотреть на себя или на свою семью, на свою проблему глазами другого человека, например их партнера. Я могу спросить у клиента (обращаясь к его разуму) «Как вы думаете, что чувствует ваша жена (переводя его в область восприятия её эмоций), когда вы так поступаете (я обращаюсь к его действиям)?
Но на этой схеме есть еще один участок, который Шармер назвал «открытая душа». Для объяснения этого уровня я спрашиваю у клиентов — у вас были в жизни моменты, про которые вы говорите, «я словно знал об этом заранее» — мне часто отвечают утвердительно. С женщинами это случается чаще. У них связь между эмоциями, ассоциативным рядом и логикой гораздо выше, чем у мужчины. Им не нужно выстраивать логические цепочки, чтобы понять, что ее ждет в конце. Мужчина наоборот, часто не видит результата, пока не пройдет все этапы последовательной логики, и попытка навязать ему результат без объяснения промежуточных шагов повышает у него уровень стресса. А женщина, как правило, знает ответ, и когда я спрашиваю, откуда, ответ прост — «внутри, где-то лежит». Может быть, это объясняется тем, что, по некоторым исследованиям, плотность связи между левым (логическим) полушарием и правым (интуитивным, холистическим) у женщин, в среднем на 20 – 25 процентов выше, чем у мужчин.
Может быть вы знаете ответ, потому что он уже был вами переизлучен десять лет тому вперед. Вам не нужно подстраиваться, вам нужно просто услышать самого себя. И тогда вам нужно оказаться вот здесь, в самой глубине этой кривой U. Где-то здесь есть решение, которое вы еще не осознаете и потом оно, как ваше собственное решение, перейдет к реализации. Это будет не рецепт из моделей, а собственное решение клиента и задача психотерапевта представляется достаточно простой, создать для него эту зону. Но здесь есть и серьезные препятствия. Человек приходит с некоторой моделью, представлением о процессе психотерапии. У него есть определенные ожидания, как с ним обойдутся, о чем будут беседовать и если ожидания не оправдываются — возникает сопротивление. В этом случае создать эту интуитивную зону внутреннего знания гораздо сложнее. Но и для терапевта желательно это состояние «готовности к интуиции» он можете резонировать с клиентом, настраиваться на него, его настраивать на себя, чувствовать, что с ним происходит. И если он, терапевт, приходит в это состояние (готовности к интуиции, предвидения, внутреннего знания) клиент, находясь с ним «в резонансе», тоже оказывается в этом состоянии. Но для этого нужна открытость «здесь и сейчас», презентность – слово из англоязычного терапевтического лексикона. Как у детей. Ведь маленький ребенок полностью открыт миру, потом он начинает что-то изучать, впитывать предлагаемые модели и в результате обучения и взросления широкий горизонт начинает сужаться и сводится к точке. Вокруг — широкий мир, а у него — точка зрения, особенно в «научном подходе».
Кроме того, психология — наука не доказательная, а убедительная. Если я в чем-то убежден — я в модели. Если у меня есть модель и я в ней убежден, меня не переубедить. Еще, кажется Ландау, сказал: «Есть науки естественные, неестественные и противоестественные». Психология наука не естественная, а какая именно решайте сами.
Итак, у нас есть модель и человек, находящийся в этой модели. Предположим, мы его «погладили по головке» и довели до уровня интеграции. Довели до точки, предшествующей «открытой душе», в надежде на то, что он сам войдет в это состояние. Мы его сопровождаем до этой точки, ведем туда, настраиваем и настраиваемся сами. Но если у человека есть решение, навязанное его моделью, он сопротивляется. Например, семья, где женщины из поколения в поколение оставались одни, превращается в некую модель-систему, не позволяющую выйти из нее. Система стремится к сохранению и человек стремится остаться в этой модели, совершая те же шаги, те же «ошибки», которые приведут его к тем же результатам, что и в предыдущих поколениях. Любой намек на возможные изменения может неосознанно восприниматься как покушение «на святое», на родовую систему. И вот оно – внутреннее сопротивление. Возможно, именно поэтому, во все психотерапевтические времена останется великий парадокс миланской школы семейной психотерапии: «Измените нас, при условии, что мы меняться не будем!». И здесь же максима Берта Хеллингера: «Страдать легче, чем изменяться». Как тогда действует на клиента стандартный вопрос терапевта: «Что должно измениться?».
Чем сильнее модель, тем сильнее будет сопротивление. Как можно это преодолеть? Его можно обойти, но сделать это вдвойне сложнее, если проблема клиента «резонирует» с вашей, возможно не осознанной, но эмоционально близкой. Если терапевт не идет в состояние «открытой души», то и клиент туда не пойдет. Тогда остаются «технические приемы» — расстановки «от ума, от шаблона кто где стоял», метафоры, сказки, трансперсональные техники и прочая. Все это прекрасно работает, но, если вы можете легко оказываться в этом состоянии открытости? Может быть для клиента решением будет просто «нырнуть» туда вместе с вами? И тогда словно и терапии не было, просто вдруг у клиента, заметьте, у него САМОГО, возникает само собой нужное решение: «Я САМ! И за что я Вам такие деньги плачу?»
А если к вам пришел клиент с проблемой, которая есть и у вас, кто первый «включит сопротивление»? Вы. Это больная проблема для терапевта. Мы очень часто не осознаем этого.
И возможно, главное в процессе обучения психотерапевта не набор приемов и методов, а уметь быть в состоянии открытости миру и клиенту.
Выводы.
Возможно предположить, что пространство интуитивного знания существует за счет «всеобщего информационного поля». По моему мнению, в этом поле есть все ответы, вся информация о том, что существовало в прошлом, о том, что будет в будущем. И чем ближе к нам событие, тем больше вероятность найти правильный ответ. Потому, что сигналы все равно рассеиваются, теряются со временем и расстоянием. И дольше всего сохраняются именно эмоционально окрашенные события. Их помнят лучше. Люди старшего поколения иногда до мелочей помнят, что происходило, когда они услышали о начале войны. Я прекрасно помню, где я был и что делал, когда увидел по телевизору атаку на башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года.
Если мы будем говорить о расстановках, то надо иметь в виду, что эмоции наиболее ярко передаются и заместители, лучше, точнее, улавливают не мысли, а именно эмоциональную окраску события, что и заставляет их действовать, поэтому им хочется к кому-то подойти, что-то сделать или сказать. И тогда работает именно то, что человек оказывается в «знающем поле» и он «знает» ответы. Это не модели, которые он перенес в свою жизнь сознательно, а его собственные ответы «из будущего», которые всплывут, как бы неоткуда и помогут ему принять решение. И потом это знание станет нашим пониманием, реакцией или моделью поведения. Поможет человеку принять решение или изменится.
Вот и весь процесс психотерапии. А как мы к этому придем — выбор психотерапевта.
Но есть и некоторые «еретические и не психотерапевтические» выводы, если опираться на все вышесказанное:
«Что мы, отдав концы, не умираем насовсем». Если все что я помыслил, поддерживается полем, то: «Я» — сохраняю свое «Я» после того, как тело прекратит свое существование. Осознание своего я, существует и как отдельное «я» и как «я» имеющее биографическую память. Как пример — растиражированная кинематографистами потеря памяти – «кто я». И тогда возникает вопрос – могу ли «я», осознавать свое «я», не важно, биографическое или нет, вне тела. Помнить все, что со мной происходило, без тела, после его смерти? Просто как поток сознания «Я» сохраненный и поддерживаемый полем.
Это свойство дано всем или надо это как то «заслужить»?
Если «я» себя осознаю в этом потоке, могу ли я «продолжать биографическое существование Я» и, соответственно, «видеть» все что происходит вне меня? Присутствовать. А вмешиваться в происходящее?
Если все, что я «тайно» мыслил или делал, существует в поле как открытая книга – тогда я знаю, что такое Ад. Ад – это именно «это» (вышесказанное) неожиданно узнать. Становится как то «немного» стыдно за свои поступки и главное – мысли, так как это суть одно и то же. И будет стыдно долго – то есть все миллиарды лет существования поля. Или до тех пор, пока не поймешь, что все одним мирром мазаны. Или пока Он, кто был в этом поле первым и по сути его создал – тебе не скажет: «Забей, ты такой же, как мы».
Жизнь, отдельно взятого человека, становится для вас невероятно ценна, не из альтруистских или библейских «не убий», мотивов, а из чисто корыстных, эгоистических, эгоцентрических, собственных. Вдруг именно у этого японца (китайца, чукчи, мексиканца, немца и т.д.) именно сейчас и есть именно тот нейрон, или их комбинация, которая позволит вам существовать как личности после того как, ну, вы меня понимаете. Кстати, это справедливо и для забулдыги-бомжа, от которого вы возможно, именно сегодня, презрительно поморщились, как знать.
Ценность человека для всего остального человечества – уже просто в том, что у него есть мозг, а не в том, что он делает или не делает. Вот уж действительно – не убий! Кстати – лично вы не высказывались за отмену моратория на смертную казнь?
Чем больше человеков – тем надежнее сохранение.
Чем больше ваших личных генов передалось потомству – тем надежнее то, что совпадут геометрически-генетические размеры нейронов ваших потомков, поддерживающих именно вашу личность в поле. Кстати, сколько у вас прямых потомков? Что бы вы не ответили – чем больше, тем лучше!
Я может быть и ничего в своей жизни, существенного не достиг, как считает журнал «Форбс», но зато, может быть, прапрадедушка главного редактора так не считает, а заодно миллионы тех, кто, по прежнему радуется жизни опираясь и на ваши и на мои миллиарды нейронов!
Поле голографично – любая точка поля несет всю информацию, обо всем прошлом, настоящем и будущем. Но для поддержания этой информации нужно все человечество! Пока, конечно, не удастся перезаписать все это на какой-то иной носитель.
Вот интересно, поле может поддерживать само себя? Если да, то не зависимо, что произойдет с этой планетой под именем Земля, астероид прилетит какой-то излишне большой, или Солнце выгорит, или какая сверхновая рванет в неприятной близости – нас уже не стереть!
А если вселенная провалится в последнюю черную дыру? Кто-то должен тогда высказаться (помыслить) по поводу — где мы все будем (где, где, …). Чтобы потом кто-то мог написать – «вначале было слово».
И теперь главное! Не надо на меня показывать пальцем и крутить им у виска – вдруг во мне есть тот нейрончик, который именно вам понадобится, ну, после того, как… Честно сказать я не могу вам помешать использовать меня, вернее мой мозг, но ведь после того как я сам… Неудобно как то получится…
ПРИЛОЖЕНИЕ ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЕЙ РАЗГИБАТЬ ИНТЕГРАЛЫ
Сверхширокополосная система связи с кодовой несущей.
В.В.Копейкин
В работе рассмотрена история развития радиотехники с точки зрения используемых типов радиосигналов и приведено описание сверхширокополосной системы передачи информации с кодовой несущей. Характеристики системы по скорости передачи, помехозащищенности и скрытности близки к теоретически-предельным, которые следуют из теоремы Шеннона.
1. Введение
В 1949 г. вышла работа К.Шеннона «Связь при наличии шума», в которой он исследовал предельно-возможную пропускную способность канала связи. В этой работе была сформулирована знаменитая теорема, которую мы воспроизводим по [1]:
«Пусть S — средняя мощность передатчика и пусть помеха есть белый шум с мощностью N в полосе частот W. Применяя достаточно сложную систему кодирования, можно передавать двоичные цифры со скоростью
(1)
со сколь угодно малой частотой ошибок. Никакой метод кодирования не допускает передачи с большей скоростью при произвольно малой частоте ошибок».
Под словом «кодирование» здесь подразумеваются временные функции, играющие роль сигналов, или носителей информации, с помощью которых передаются бинарные данные, слова «достаточно сложная система кодирования» выделяют из них только те функции (или сигналы) длительности T , для которых база , потому что только они обладают максимальным количеством возможных комбинаций.
Сейчас такие сигналы в радиосвязи называются шумоподобными (ШПС), или сигналами с распределенным спектром (spread spectrum signals).
Систему передачи двоичных данных без ошибок со скоростью принято называть идеальной. Такая система не может быть реализована ни при каком конечном процессе кодирования, но приблизиться к ней возможно с любой наперед заданной конечной точностью.
По мере приближения к пределу путем кодирования сигнала:
1) частота ошибок стремится к нулю;
2) передаваемый сигнал по своим статистическим свойствам приближается к белому шуму;
3) база сигнала стремится к бесконечности;
4) требуемые задержки (т.е. длина кода) в передатчике и приемнике неограниченно возрастают;
5) пороговый эффект в формуле (1) становится все более резким.
Основной вывод, который следует из теоремы Шеннона – это то, что идеальным переносчиком информации, или несущей функцией сигнала, является каким-либо способом помеченный белый шум, т.е. псевдослучайная функция с равномерной спектральной плотностью.
Рассмотрим пример расчета характеристик системы передачи данных, приведенный в [2], который демонстрирует одну из очень важных особенностей широкополосных шумоподобных сигналов – способность работать «под шумами», т.е. при соотношениях сигнал/шум меньше единицы.
Перепишем (1), выразив двоичный логарифм через натуральный.
(2)
Для малых соотношений сигнал/шум, например, для , формулу (2) можно упростить
(3)
использовав только первый член разложения логарифмической функции в ряд Тейлора
Из (3) следует выражение для необходимой полосы частот, чтобы обеспечить пропускную способность широкополосного канала с малой величиной ошибок при заданном уровне «маскировки» под шумами
(4)
Пусть, например, мощность шумовой помехи будет в 100 раз больше мощности сигнала, а скорость передачи в канале – 3 kbps. Используя (4), находим, что канал связи должен иметь минимальную полосу W=208KHz
Другой очень важной особенностью шумоподобных систем является возможность до теоретического предела «уплотнить» радиоэфир по сравнению со всеми известными способами разделения каналов. При увеличении суммарной пропускной способности широкополосных каналов с кодовым разделением, суммарная мощность сигналов остается прежней. Или, наоборот, при сохранении общей пропускной способности каналов, результирующая мощность сигналов в эфире значительно уменьшается.
Для сравнения рассмотрим стандартную узкополосную систему с частотным разделением каналов, использующую бинарную фазовую модуляцию монохроматической несущей. Пусть в частотном диапазоне W расположено n передающих радиостанций с полосой частот<img src=»/ima