Расстановки «по» Берту Хеллингеру – личный
комментарий из позиции поколения внуков
Диана Дрекслер
Следующая статья представляет собой переработанную версию выступления на детской
конференции, состоявшейся в ноябре 2013 года в Гейдельберге. В двух подиумных
дискуссиях речь должна была идти о вкладе Берта Хеллингера в психотерапию. В
первой дискуссии участвовали Хельм Штирлин, Марианне Крюлль, Бернхард Тренкле и
Гунтхард Вебер. Данное выступление было сделано в ходе второй дискуссии с
участием Гунтхарда Вебера, Гунтера Шмидта, Якоба и Зиглинды Шнайдер. Докладчикам
нужно было высказаться по вопросам: «Внес ли Хеллингер в психотерапию вклад,
который останется неизменным?» и: «Что изначально принадлежит ему, а что было
взято у других?»
Здесь мы еще раз вернемся к ситуации на конференции, поскольку некоторые
аспекты представляются показательными для того, как работа расстановщиков
воспринимается коллегами из других дисциплин. Речь пойдет о личных
размышлениях, так сказать, из позиции поколения внуков, и я, неизбежно обобщая,
останусь в рамках метафоры «детей, внуков и прародителей». Также в статье
сознательно оставлена форма прямого обращения из доклада; возможно, в том или
ином месте вы, ее читатели, почувствуете, что эти слова обращены к вам.
Большое
спасибо за приглашение, хотя анонс к этой подиумной дискуссии меня порядочно
удивил. Бернхард Тренкле написал здесь в том числе, что хотел бы включить в
программу «дискуссию о Берте Хеллингере», поскольку основной темой конференции является
мультигенерационная перспектива. В последний раз столь масштабная дискуссия проводилась
в 1995 году в Мюнхене на конференции Общества Милтона Эриксона (MEG).
Раньше
на детских конференциях еще никогда не было воркшопов по расстановочной работе,
а тут целый день дискуссии о Берте Хеллингере. Почему здесь – 18 лет спустя – речь
должна идти исключительно о нем, почему нам не поговорить хотя бы еще о
дальнейшем развитии расстановочной работы? Что в дискуссию о Берте Хеллингере могу
привнести я, та, кто – говоря из мультигенерационной перспективы – в некотором
роде принадлежит к поколению внуков?
В
последний раз масштабная дискуссия о Берте Хеллингере состоялась в 1995 году, и,
к сожалению, это оставляет за скобками почти 20 лет интенсивной полемики, множество
дальнейших наработок для разных тематических областей и соответствующие
публикации. Расстановочный подход давно уже не сводится к «расстановочной
концепции по Хеллингеру», как написано в анонсе конференции, разве что «по»
употребляется во временном аспекте, в смысле «после». Уже в 2004
году, после нескольких предшествующих форм объединения, было основано
Германское общество системных расстановок (DGfS), с 2007 года
существует Международное общество системных расстановок (International Systemic Constellation Association, ISCA).
Также
за скобками остается тот факт, что «классические» расстановочные элементы
получают широкое распространение в практической работе консультантов и
терапевтов разных школ и в каждом случае в своей особой форме включаются в
обучающие форматы признанных направлений терапии и консультирования.
Многочисленные указания на их полезное действие подтверждаются в последнее
время научными исследованиями, а многие аспекты специфических способов работы теперь
обоснованы эмпирически: результатами исследований привязанности, результатами нейробиологических
исследований и многочисленными данными по мультигенерационной перспективе. Масштабное
исследование путем рандомизированного контролируемого испытания (RCT) в Гейдельберге подтверждает даже терапевтическую
эффективность, при том что данные собирались на трехдневных семинарах.
Но обо
всем об этом, о последних 20 годах опыта работы с этим подходом и его
модификациями множества профессиональных психотерапевтов и консультантов, речи
на двух подиумах данной конференции не будет, вместо этого мы будем говорить
исключительно о «дедушке», о его личности, его достижениях и злодеяниях, о том,
что после него останется, а что будет забыто. Такое отождествление личностей и
потенциалов метода «преследует» меня и в других профессиональных контекстах – каждый
раз в начале дискуссии о расстановочной работе встает вопрос, дистанцируюсь ли
я от Берта Хеллингера, а это затрудняет любой честный диалог по существу. К слову
сказать, обычно я отвечаю на этот вопрос отрицательно и как «внучка» делаю это
с легкостью: как мне дистанцироваться от того, к кому я никогда не была близко?
Из позиции
внуков взгляд на Берта Хеллингера спокоен, мне легко отдавать должное основателю
подхода, который на сегодняшний день составляет большую часть моей профессиональной
деятельности. Из этой позиции можно легко ответить на заданный в начале вопрос:
я уверена, что вклад Хеллингера в психотерапию останется неизменным – как оспариваемого
отца-основателя подхода, который тем временем нашел применение практически во
всех методах терапии и консультирования и которому в то же время (как и всем
инновативным методам) никуда не деться от подстройки под потребности и модификации
следующими поколениями.
Трудность
в том, что обычно в таких дискуссиях – в том числе и здесь, на двух подиумах – вне
поля зрения остаются следующие поколения: как они видят изученное, что они с ним
делают, каково их историческое понимание этой работы. Такая обращенность назад и
эгоцентризм наших (терапевтических) родителей во многом вызывают непонимание и
разочарование у нас, учеников. За 20 лет из поколения моих «родителей» пока
только двое коллег проявили интерес к сути моей работы и захотели профессионального
обмена.
Такое трансгенерационное разочарование детей в поколении родителей
(и наоборот) знакомо нам и по семьям, в психотерапевтических обучающих институтах
в вопросах преемства происходят те же конфликты с поколением родителей, что и в
семьях и в семейных фирмах.
Далее
я хотела бы на примере личного опыта пригласить вас включить в дискуссию о
Берте Хеллингере мультигенерационную перспективу.
– Где начинается
первое (прародительское) поколение? В этом месте фиксация произвольно происходит
на харизматичной фигуре основателя, в истории психотерапии мы знаем уже
множество таких примеров.
– Поколение моих родителей
в психотерапии училось в такой период, когда после 68-го года в Германии, да и
вообще в мире все менялось. Должно быть, это было настроение невероятного подъема
– речь шла о расчете с «плесенью в мантиях»[1],
сексуальной революции, экспериментах с веществами, методами, формами жизни – и
о новых подходах в терапии. Наверное, это время принесло с собой и серьезные кризисы
нахождения собственной идентичности в «безотцовском обществе», как назвали его
супруги Мичерлих[2]. Мне
казалось, что в ваших страстных рассказах о почитаемых вами учителях и духовных
наставниках я слышу и вашу тоску по идеализированным и харизматичным
родительским фигурам.
– Но вот и вы стали
старше, получили признание, сами стали пионерами и основали школы – и в некотором
роде сами стали родителями.
– Пройдя обучение поведенческой
терапии, я тоже стала страстной «системщицей», я ловила каждое ваше слово. Системные
подходы с их фокусированной на ресурсах и компетенциях позицией были
откровением по сравнению со всем тем, что в начале 80-х преподавалось в
университетах и было ориентировано в первую очередь на дефициты и симптомы. Я
даже два раза прошла обучение гипносистемной терапии у Гунтера Шмидта и Бернхарда
Тренкле, потому что мне все было мало, и, конечно, потому, что я вами
восхищалась и из всех сил вас идеализировала – а вы не слишком этому
сопротивлялись.
– С началом
собственной терапевтической работы, естественно, пришло и отрезвление в
отношении ориентированного на решение „everything goes»[3]
поколения моих системных родителей, однако серьезная растерянность наступила
потом в связи с разногласиями вокруг Берта Хеллингера. Тут всесторонне пропагандируемое
удовольствие вдруг прекратилось. Даже находясь как терапевт еще в детском возрасте,
я не понимала вашего возбуждения в связи с расстановочной работой, оно казалось
мне прямо-таки абсурдным – я же усвоила, что именно системщики-конструктивисты
отвергают вопросы о правой вере и истинном учении. Теперь же понятие «системный»
нужно было защищать патентом, а Гунтхарда Вебера с его институтом из-за
расстановочной работы поначалу не принимали в Системное Общество (SG), соучредителем
которого он был, и приняли его только после отчасти дискредитирующих дебатов. Что
на вас тогда нашло?
Во всяком случае, я вдруг перестала
узнавать моих замечательных системных родителей. Ходили разговоры, что у вас
было ощущение, будто пожилой господин плохо обошелся лично с вами, будто он не
оценил ваш труд и ваш интерес, что вас «отшили» в патриархальной, обидной
манере. Я была слишком молода, чтобы это оценить, а сами вы не говорили о
личных аспектах конфликта. Сегодня я знаю, что незадавшаяся смена поколений (будь
то в семейных предприятиях или в обучающих институтах) редко объясняется
деловыми темами, скорее за этим стоят непроясненные эмоциональные конфликты.
Отношения внуков с дедами, по опыту,
гораздо менее конфликтны и напряженны,
чем отношения детей с родителями – потому ли, что внуки меньше с ними общаются,
и/или потому, что бабушки/дедушки часто бывают добрее к внукам, чем к своим
детям.
Один молодой коллега как-то назвал
Берта Хеллингера одним из «последних великих рок-н-рольщиков». Ему понравилось,
как он невозмутимо взбаламутил и спровоцировал сцену («Великая тишина и адский
шум» — так в одной газете в ноябре 2013 был озаглавлен материал о Лу Риде). Что-то
казалось нам «ужасно» хорошим, а что-то совершенно неприемлемым. Помимо прочего,
нам импонировало, конечно, и то, как бесстрашно Берт Хеллингер выставлял себя на
показ на сцене и прямо-таки навлекал на себя критику.
– Задним числом я думаю, что в отношении
этой работы мне выпала «милость родиться поздно», и поэтому я не была тут так близко,
как дочери и, прежде всего, сыновья, некоторые из которых до сих пор бьются с этим
(сверх-)отцом. Кроме того, вы, системщики, были тогда в центре процесса утверждения
и переживали болезненный опыт исключения из расчетов больничных касс (борьба за
научное признание системной терапии продолжалась до 2008 года). Тогда
становится понятно, что вы не хотели, чтобы вас отождествляли с Бертом
Хеллингером и что в эти годы было не очень хорошо с на самом деле присущим
теории разнообразием системных ответвлений. Скорее было нужно сдержать «отступников»
и найти ясную линию…
– Но я чувствовала себя тогда, как
часто чувствуют себя дети в рассорившихся семьях: сначала я последовала за тем,
кому я лично была очень многим обязана и с кем, с моей точки зрения, плохо обошлись
его системно-конструктивистские братья-сестры. Мне до сих пор импонирует решение
Гунтхарда Вебера: что он основал новый институт, в котором он хотел соединить (отчасти
революционные в то время для семейной терапии) подходы расстановочной работы с
системно-конструктивистскими методами и принципами.
Но оставалась и лояльность к другим
частям семьи, и, в конце концов, я не осела ни в одной из обеих систем, а стала
«бродить» по школам.
– Отделение «семьи
расстановщиков» от Берта Хеллингера происходило медленнее и тише, а также с бóльшим
уважением. Возрастающее профессиональное признание извне сопровождалось постепенно
растущей готовностью к междисциплинарному дискурсу и раскрытием по отношению к адекватной
в профессиональном плане критике.
Здесь мы снова подошли
к общей теме мультигенерационной перспективы и ее базовому предположению, что
на протяжении поколений снова и снова происходят одни и те же конфликты, то
есть существует что-то вроде «внутрисемейного навязчивого повторения». Основной
мотив наследников всегда один: «большие» не интересуются по-настоящему стараниями
своих детей: они слишком много работают, у них давно уже нет вопросов (по
крайней мере, они ими не делятся), а там, где дети даже идут по их стопам, их
воспринимают как конкуренцию. Все мы знаем примеры институтов, где
поколенческие переходы сопровождались болезненными для обеих сторон процессами
отделения, которые иногда не удавались и заканчивались окончательным разрывом.
Хорошая новость заключается в
том, что навязчивое повторение можно ослабить, если открыто говорить о нем со
всеми участниками ситуации и совместно его прорабатывать, если идущие следом узнают
об открытых счетах и (не)оплаканных потерях и лучше их понимают.
При этом речь идет не об обратном
делегировании конфликтов предыдущим поколениям, а скорее о попытке примирения –
и здесь имеется в виду не искусственная гармонизация, а понимание исторических
и биографических течений времени и собственная в них включенность (Stierlin, 1975). Такой
проработки – это ощущение возникает у меня снова и снова – в ситуации с Хеллингером
не произошло, и разделение дела и человека по сей день представляется затруднительным.
Большинство из вас знают работу с
фразами из расстановок, и такими фразами я хотела бы здесь закончить:
Дорогой дедушка, конечно,
ты важен для меня, и я от всей души поздравляю тебя с днем рождения. Как создатель
семейных расстановок, этим подходом, который больше, чем просто форма
психотерапии, ты открыл новые двери для психотерапевтов и консультантов разных
школ. Ты расширил понятие привязанности, ты направил наш взгляд на
закономерности совместной жизни и отношения между системами и культурами.
Пожалуйста, смотри
приветливо, если я довольно многое буду делать не так, как ты, и если я не буду
устраивать о тебе подиумов.
Дорогие системные
отцы, от вас я тоже много получила – а еще я много наработала сама и заново. Я
вас любила и долго с вами боролась и была очень занята тем, чтобы от вас отмежеваться.
Сегодня я знаю, что и это были боли отсечения пуповины. Теперь борьба осталась в
прошлом, и я собираюсь реже путать возражения с мятежом.
То, что происходит у вас
с дедом, я оставляю вам, вы должны это нести – но мне это было бы весьма интересно.
Смотрите приветливо, если
теперь я в большей степени повернусь к женщинам и моему женскому
профессионализму. На данный момент это хорошее для меня место.
Дорогие представители
четвертого и пятого поколений, я благодарю вас за ваш интерес и новые идеи, которые
вы вносите, и вас я тоже прошу: не ставьте нас и ваших дедов на слишком высокий
пьедестал. Людям трудно с памятниками и их детям тоже. Вырабатывайте свой стиль,
участвуйте в дискуссии и требуйте ее, своевременно формируйте культуру диалога,
которая так необходима такому все еще «юному» подходу, как расстановочная
работа. Напоминайте мне о том, что я на самом деле хочу диалога с вами, даже
если уклоняюсь от него, например, из-за нехватки времени.
Смотрите приветливо
на нашу мнимую независимость и рассчитывайте на то, что однажды вы будете нам
нужны, даже если мы, возможно, этого не покажем.
Так я выступаю за диалог между
поколениями в духе мультигенерационной семейной терапии. Она могла бы оказать
ключевую помощь против навязчивого повторения – быть может, на одной из
следующих конференций?
Др. Диана Дрекслер dianadrexler.de [1] «Под мантиями – плесень тысячи лет» — текст транспаранта, развернутого
гамбургскими студентами при передаче ректората 9 ноября 1967 года, он намекает
на роль профессоров в «тысячелетнем» Третьем рейхе и призывает к реформам в образовании. Фраза стала лозунгом протестных волнений
1960-х. (Здесь и далее прим. пер.). [2] Александр Мичерлих
(Alexander Harbord
Mitscherlich) — немецкий врач,
психоаналитик и социальный психолог, писатель. В соавторстве с Маргарет Мичерлих-Нильсен (Margaret Mitscherlich-Nielsen) написал книги «На пути к безотцовскому
обществу» (1963) и «Неспособность видеть сны» (1967).
[3] «Everything goes» («Все подойдет») – принцип
постмодернизма.