Вместе с ними изменяются, полностью исчезают или выстраиваются по-новому те или иные культурные роли. Оба пола, прежде занимавшие во многих областях чуть ли не полярно противоположные позиции, открывают и – хочется надеяться – находят друг друга заново.
Мужчины, семейные расстановки и связи
Расстановки представляют собой метод, который показывает более глубокие уровни, чем доступно нашему обыденному восприятию. Что в них могут почерпнуть для себя мужчины? Имея за плечами более 20 лет работы с семейными расстановками, я (возможно, несколько отрывочно) сформулирую здесь некоторые размышления, в том числе с моей личной точки зрения как мужчины.
Для начала основное: в семейной расстановке мужчина в принципе может смотреть в трех направлениях: назад — в сторону своих родителей и предков, вперед — в сторону собственных детей, или на том же уровне (в гетеросексуальных отношениях) — в сторону партнерши. Ребенок связан с каждым из своих предков, со всеми мужчинами и женщинами. Этим представлением я руководствуюсь в работе, где взгляд направлен назад. Однако степень влияния этих связей разная. Здесь есть тот, кто находится на самом высоком, в первую очередь определяющем уровне, за ним идет следующий уровень, за ним – следующий и так далее. Я не люблю использовать для этих связей слово «переплетение», потому что оно оставляет без внимания исполненную любви составляющую такой связи.
Сыновья и отцы
Для собственной идентичности как мужчины или женщины важен родитель того же пола. Представление о том, что такое быть «мужественным» или «женственным», мы получаем сначала только через представителей собственного пола. Одно из важнейших пониманий, к которому я пришел в расстановках и подтверждение которому я продолжаю находить снова и снова, заключается в том, что для мужчины основополагающей является позитивная связь с отцом и мужчинами за ним. Только при наличии такой связи мужчина может спокойно быть мужчиной, что важно в том числе и для отношений с другим полом.
Отношения отца с сыном никогда не бывают совершенными, порой они даже серьезно нарушены, я знаю это по моей собственной жизни. Если посмотреть со стороны, то я рос в образцовой католической семье с еще пятью братьями и сестрами. На поверхности мои отношения с отцом были хорошими, нормальными. Ну а в глубине? Что здесь что-то не так, я осознал только, когда у моего отца случился первый инфаркт и он чуть не умер. Мои мать, братья и сестры испугались и разволновались, меня же это оставило странным образом равнодушным. Откуда взялась эта непонятная мне в глубине души дистанция?
Накануне моей самой первой расстановки я еще раз созвонился с матерью, чтобы уточнить некоторые факты семейной истории. Хотя вообще-то я все уже знал. Так мне казалось. Я спросил ее: «А у нас есть какие-нибудь семейные тайны?» «Может, ты знаешь, а может, и нет, но твой дед, отец твоего отца, повесился, когда твоему отцу (старшему из четырех детей) было 14 лет». Я этого не знал. В моей расстановке этот неизвестный дед был потом самым важным человеком. Между ним и моим заместителем чувствовалась большая любовь и сильная связь.
Эта первая расстановка глубочайшим образом убедила меня в особой ценности семейных расстановок. Никакой другой метод не дает возможности так наглядно и однозначно увидеть отношения, связи и привязанности. При этом расстановки черпают информацию из бессознательного знания, в котором – откуда бы оно ни приходило – члены системы обычно сразу видят смысл.
Чувства из той первой расстановки стали мостами, позволившими мне приблизиться к моему уже умершему тогда отцу. Потом было еще несколько расстановок, которые все больше примиряли и соединяли меня с отцовской линией. Ведь в личной истории моего отца были травмы Второй мировой и Третьего рейха. Наверное, все послевоенное поколение похожим образом воспринимало своих отцов… Сыновья хотят иметь сильных отцов, чтобы таким образом самим обнаружить свою мужскую силу. Где тот идеальный, сильный мужчина — отец, на которого сын может смотреть с восхищением? Не находя его дома, сыновья ищут его где угодно еще: в политике, в религии или в терапии. Для некоторых – например, для меня – эту роль какое-то время играл Берт Хеллингер. Я видел в нем столько ясности, силы и мудрости. Но, поскольку идеальные люди бывают только в сказках, рано или поздно наступает разочарование. И тогда перед тобой оказывается всего лишь обычный, несовершенный человек со своими недостатками. Первой спонтанной реакцией на это открытие часто становится сильная злость.
Именно эту перемену хорошо знает психоанализ и говорит о позитивном и негативном переносе. Первое восхищение и идеализация – это детские чувства из прошлого, так же как потом их обратная сторона – чрезвычайное разочарование и фрустрация. Кто продолжает злиться, по-прежнему остается в прошлом. Отрезвление становится целительным лишь тогда, когда в своем прежнем идеале видишь несовершенного человека, признаешь его и все же продолжаешь ценить хорошее. Это шаги, которые позволяют идти в жизнь более взрослым.
Однако с семейными расстановками такой поиск идеалов постепенно заканчивается. Потому что расстановки примиряют и соединяют в глубине с собственным отцом. Никакой замены больше не требуется. Другие мужчины могут по-прежнему вдохновлять как пример. Однако слепая вера и абсолютная надежда на руководство со стороны почитаемого лица – немцам это хорошо знакомо из истории! – заканчиваются. Ты осознаешь и принимаешь ответственность за собственную жизнь.
Отцы, материисыновья
Если между сыновьями и отцами есть дистанция, то за этим нередко стоит еще одна дополнительная причина: привязанность сына к матери. Дети растут в животе у матери, она их рожает, в большинстве случаев кормит и заботится о них первые годы жизни. Это создает сильную связь.
Если отношения в паре очень натянутые, то обычно родители привлекают ребенка на поле боя. Каждый из родителей, отец и мать, хочет, чтобы ребенок любил его больше, чем другого, и был как союзник на его стороне. И здесь больше власти у матерей, так что они легко делают из мальчика союзника в конфликте с собственным мужем.
Тогда сын становится доверенным лицом матери, ее понимающим утешителем и немного эрзац-мужем. В то же время мать стремится к тому, чтобы ее сын не стал таким, как (отвергаемый) отец, чтобы он стал, так сказать, лучшим мужем. С одной стороны, сыну это льстит. Он чувствует себя лучше отца и в какой-то мере, как и мать, его презирает. Это перекрывает ему доступ к любви отца. А в результате? Несколько лет назад Герхард Амендт дал одной своей статье такой выразительный заголовок: «Месть маменькиных сынков. Почему маленький мамин любимец вырастает в самого обычного мужчину: добытчика – и женоненавистника». При этом нужно упомянуть, что матери, использующие своих сыновей в качестве союзников, в детстве сами часто играли противоположную роль. Тогда им приходилось быть доверенными лицами и союзницами отца, который стремился привлечь их на свою сторону.Если сын остается на этом месте рядом с матерью, то он действительно не может расслабиться. Ни с женщинами, ни с мужчинами. Ему необходимо восхищение, он всегда должен быть чем-то особенным. Такого мужчину задевают авторитеты среди мужчин, ему приходится подчеркнуто отграничиваться и представлять собой что-то совершенно особое и уникальное.
Когда мне встречаются такие мужчины, у меня в голове возникает один простой комментарий: «А, тема с отцом!» Слишком велика близость к матери и потому нет хороших, расслабленных отношений с отцом. В то же время такое перманентное внутреннее давление очень утомительно. Поэтому для мужчины так желательно примириться с отцом и почувствовать благодарность за то, что от него получено. Вместе с тем появляется адекватная близость и дистанция как ребенка по отношению к матери. Но такое развитие не является плодом одной-единственной расстановки, это длительный процесс, который может идти все глубже и глубже.
Отцы и сыновья
Что показывают расстановки в отношениях мужчины с его собственными детьми, в особенности с сыновьями? В принципе, один очень простой факт. Если отец уверен в своей роли дающего и поддерживающего отца (на языке расстановщиков: если он «большой»), то его сын может расслабиться. Это наилучшая поддержка, которую он может получить. Чтобы к этому прийти, отцу нужно разобраться с отношениями с собственными родителями, в первую очередь с собственным отцом, о чем я только что говорил. Мужчина, который может брать у своих родителей, главным образом у отца, становится «маленьким» по отношению к ним, как говорим мы, расстановщики. В расстановке он стоит перед родителями, расслабляется, отпускает напряжение, словом, становится «маленьким». И разворачиваясь потом к собственным детям, он чувствует, что у него совершенно естественным образом прибыло хорошей силы. Он «большой» стоит перед своими детьми – и те могут расслабиться. Так что, если кто-то хочет больше войти в хорошую родительскую силу, я могу дать ему один простой совет: найти больше любви к своим родителям и прийти к большему миру с ними. Чем лучше у тебя это получится, тем больше ты сможешь быть отцом для своих детей.
Мужчина и мужчины
Мужчины любят конкурировать с другими мужчинами. Помимо спорта, самая важная арена, где можно померяться силами, — это, наверное, профессия. Но в том, что может быть своего рода игрой, есть потенциал для борьбы не на жизнь, а на смерть. Мужчина способен стать беспощадным АО «Я сам», стирающим других в порошок. Или ему необходимо делаться все важней, выглядеть все более значимым в собственных и чужих глазах.
В расстановках мужчина переживает базовую соединенность и включенность в нечто большее, в жизнь. Что-то, с чем прежде, возможно, имелось согласие на интеллектуальном уровне, теперь становится личным эмоциональным опытом. И эго больше не нужно постоянно быть на переднем плане.
Кто становится ближе к своему отцу, тот может сближаться и с другими мужчинами. Вместо того чтобы искать спасения в понимании женщины, он может обнаружить принципиальную солидарность с мужчинами. Это большой подарок. Предполагаю, что мое почти десятилетнее участие в мужской группе и то, что после ее распада мне ее по-прежнему недостает, не случайно и связано в том числе с расстановками. Честный и открытый контакт среди мужчин спокойным и естественным образом питает собственное мужское начало.
Мужчины и женщины
Мужчина существует только потому, что существуют женщины. И наоборот. Природа задумала размножение через создание двух разных полов. У одной формы есть семя, мы называем ее «мужской», у другой — яйцо, мы говорим про нее «женская». И вся эта несколько сложная структура служит тому, чтобы производить способное к выживанию потомство. Это наша основа, которую мы то и дело охотно упускаем из виду. Поскольку человек – животное с самой большой культурной надстройкой, иногда эта надстройка кажется нам самым главным. Важна не форма, а то, как я себя чувствую. Вот один случай, который встретился мне в прессе: мужчина стал отцом, то есть зачал ребенка. Затем он сделал операцию по смене пола, стал женщиной и захотел фигурировать в документах ребенка как «мать». Семейные расстановки снова и снова демонстрируют мне силу и значение фактов. А по факту мужчина, зачавший ребенка, никогда не станет матерью – совершенно независимо от того, в какую сторону пошло его развитие после зачатия. Подойдя сейчас к происходящим сегодня коренным переменам, я задаю себе следующие вопросы относительно духа времени. Может быть, мужчина – устаревшая модель природы? В принципе ненужная (разве что, после смены пола…)? Ведь сегодня женщины могут все то же, что и мужчины, они делают все, что делают мужчины, будь то наука, политика, бокс или военная служба. То немногое последнее, для чего еще требуются мужчины, вероятно, тоже уже ненадолго благодаря прогрессу репродуктивной медицины.
Но, может быть, это вовсе и не потеря? Разве мужчина не паталогически агрессивен под управлением тестостерона? Мы наблюдаем агрессивный потенциал мужчин во время войн и военных конфликтов везде — в Африке, Палестине, Сирии. Мужчины убивают мужчин, а часто заодно женщин и детей. Кроме того, в массовых изнасилованиях, например, в распадающейся Югославии или сегодня в Африке, похоже, находит разрядку прямая коллективная ненависть мужчин к женщинам.
Следовательно, мужчина виноват в войнах и, соответственно, является причиной прошлых и нынешних бед человечества? К тому же он брутальный агрессор, насильник и угнетатель женского пола?
Общественные течения в прессе, науке и политике поддерживают сегодня такие мысли. Нет такого негатива, в котором нельзя было бы упрекнуть мужчин. Такое впечатление, что мужчины в принципе виноваты. Но тогда женщина – лучшее существо, более умный и добрый пол?
Возможно, многие мужчины задают себе сегодня в глубине души этот вопрос. Мои первые расстановочные группы я проводил поначалу вместе с одной коллегой. Мы договорились, что будем делать расстановки по очереди, а в заключительной фазе другой может что-то еще дополнить. После ее интервенций в конце расстановки в какой-то момент кто-то, как правило, все же оказывался у кого-то в объятьях. У меня самого такое случалось редко или не случалось вообще. Это подкрепляет мой только наполовину осознанный тезис: женщины в самом деле более любящий пол! Как мужчина я тут несколько неполноценен. И это чувство я не мог компенсировать тем, что у меня тоже были свои сильные стороны. Я «расцветал» и обнаруживал свою особую силу там, где речь шла о темах войны, вины и преступления. (Типичный мужчина?!) Здесь я мог поддержать и помочь прояснить, но ощущение того, что на самом деле я недостаточно хорош, периодически все же возникало.
Против латентного чувства вины в том, что ты мужчина, хорошо помогают расстановки. Они оказывают мужчине поддержку. Потому что пробуждают равное понимание к каждому. Никто не исключен, у всех есть свое место, никто не лучше и не хуже. В семейных расстановках мужчины и женщины равноценны. Они стоят друг напротив друга или рядом друг с другом и разговаривают на одном уровне. Благодаря семейным расстановкам мое понимание этого равенства очень возрасло. Благодаря им я узнал, что мужчины и женщины гораздо более похожи. Мой взгляд на женщин стал более реалистичным. Думаю, прежде я был в какой-то мере «романтиком», идеализировавшим женское начало. В глубине души женщины действительно казались мне более сердечным и потому лучшим полом.
Только в расстановках мне стало понятно, что женщины могут испытывать такую же убийственную ненависть, таить в себе и проявлять ничуть не меньший гнев, чем мужчины. На поверхности гнев виден лишь в том, что женщины порой мало уважают мужчин и часто смотрят на них сверху вниз. Поэтому в течение многих лет в расстановках, темой которых был Третий рейх, в качестве преступников и нацистов выступали только мужчины. Казалось, что женщины были исключительно жертвами. Только спустя продолжительное время в моих расстановках проявилась и женская сторона.
Вот пример такой расстановки. У клиента были плохие отношения с женой и он хотел их улучшить. Один его дед, отец матери, был убежденным нацистом, а дед по отцовской линии был противником нацизма. Родители эмигрировали в Швейцарию, где и родился клиент.
В расстановке стоят заместители жены и мужа, его отца, матери и обоих дедов. Мать не хочет иметь ничего общего со своим нацистом-отцом и стыдится его. Она смотрит на сына и находит его слабым. Она разговаривает с ним жестко и холодно. Ему становится страшно, а ее это радует. Я предлагаю ей сказать: «Я жестока и меня радуют твои страдания». Она соглашается. Тогда я прошу ее повернуться к ее отцу: «Я похожа на тебя, во мне тоже есть нацист». Да! Она смотрит на него с таким энтузиазмом, что я предлагаю им сделать гитлеровское приветствие, которое они оба очень энергично выполняют. Затем я приглашаю мать снова развернуться. Она по-прежнему исполнена презрения к сыну, так что предлагаю ей фразу: «Никакой пощады слабым!» Она с большим энтузиазмом ее произносит. Затем она говорит сыну: «Я полна насилия». Ее муж чувствует себя слабым. Она презирает и его тоже. Я прошу сына (клиента) посмотреть на отца матери, нациста, и предлагаю ему встать рядом с дедом. В конце концов он осторожно это делает, но рядом с ним ему становится страшно. На какой–то момент возникает связь и расслабление, но потом он снова отходит и становится очень маленьким и слабым. Внезапно жена клиента тоже преисполняется презрения и холодности. Я даю ему такую фразу: «Ты как моя мать, ты правильная жена для меня». Смех и недолгое расслабление. Затем снова наступает холод, и все остается так, как было, никаких импульсов к решению не возникает и я прерываю работу.
Как ведущий, я сам на какой-то момент внутренне запнулся, предлагая матери сказать сыну: «Я полна насилия». «Ведь этого не может быть, — шептал внутренний голос. — Это же мать!». Это был мой собственный внутренний маленький мальчик, который испугался правды момента. Младенцы и маленькие дети полностью зависят от своей матери, они практически полностью в ее власти. Если она злится на ребенка, то он воспринимает это как угрозу для своей жизни.
Дети нескольких недель от роду уже способны различать людей по полу. Для сына мать еще более чужой человек, чем для дочери. Возможно, в этом причина того, что даже взрослым мужчинам часто трудно обойтись с гневом своей жены. В «Дуинских элегиях» Рильке меня особенно привлекла одна строфа: «С красоты начинается ужас. Выдержать это начало еще мы способны; мы красотой восхищаемся, ибо она погнушалась уничтожить нас»[2]. Разве это не мать глазами маленького ребенка?
В нашем обществе отчасти утрачено естественное знание о многослойности, присущей и женскому тоже. Индийцы хотя бы знают Кали как богиню смерти и разрушения. У нее десять рук, ожерелье из черепов, юбка из отрубленных рук, а на ухе висит мертвый ребенок. У нас на христианском Западе есть только Мария — Матерь Божья, с болью держащая на коленях своего мертвого Сына. Но у человека есть обе эти стороны, и у мужчин, и у женщин.
Как в большом, так и в малом! «Кто виноват?» Похоже, это самый важный вопрос, который возникает, когда что-то идет не так. Поиски виновного в сегодняшних бедах в мире в общем и в мире отношений в частности кажутся неискоренимыми. «Кто-то же должен быть виноват!» (А другой или все остальные, соответственно, не виноваты). Когда виновный назван, наступает облегчение. Потому что теперь беда по крайней мере мысленно взята под контроль. За такими поисками вины часто скрывается (в том числе) что-то детское. Если кто-то виноват, то ты не находишься в полной власти жизни и случая. Тогда виновный должен измениться, исправиться или понести наказание – и этого никогда больше не произойдет. У человека снова появляется иллюзия контроля.
Взять, например, расставание пары, когда оба чуть не в отчаянии ищут виновного: для каждого виноват другой. Периодически может происходить разворот в обратную сторону: «Нет, это я виноват(а), это мне не хватало понимания!»
Какое освобождение приносят тогда в расстановке, где речь идет о расставании пары, следующие фразы. Муж и жена стоят друг напротив друга. Муж говорит: «Я беру на себя мою часть ответственности за расставание, а твою часть я оставляю тебе». Затем жена говорит ему то же самое: «Я беру на себя мою часть ответственности за расставание, а твою часть я оставляю тебе». Если это так и оба действительно начинают брать на себя свою ответственность, то они могут снова смотреть друг другу в глаза и видеть друг друга иначе, чем прежде.
Любовь и боль
Расставшиеся теперь мужчина и женщина смотрят друг другу в глаза и воспринимают друг друга. Тогда происходит нечто иное. Появляется отодвигавшаяся прежде боль. Потому что злость, гнев и поиски вины служат защите от скрывающейся за ними боли. Теперь каждый из них видит свою ответственность за расставание и берет ее на себя. И принимает, как есть, тот факт, что эта любовь разрушена. В начале оба смотрели на свои отношения с большим энтузиазмом, были полны надежд, желаний и позитивных ожиданий. Оба делали все, что могли, — и все же потерпели неудачу. Доброй воли в начале, стараний оказалось недостаточно. Если бы виноват был только другой, то мне по крайней мере было бы не в чем себя упрекнуть. А так остается только печаль. Похоже, что существует одна глубокая боль, которую разделяют мужчины и женщины. Каждый встречается с собственным одиночеством и отделенностью. И одновременно чувствует сильную тоску по исцелению. В 5 веке до р.Х. в Афинах Платон выразил это в виде следующей истории. В начале творения было только одно существо – маленькое, с одним туловищем, одной шеей и одной головой с двумя лицами, глядевшими в разные стороны. Они были словно приклеены друг к другу спиной, имели признаки разных полов, четыре ноги и четыре руки. Это существо было очень сильным и бдительным. Поэтому греческие стали ревновать и Зевс ударом молнии расколол это существо на две части, создав мужчину и женщину. И тогда мужчины и женщины начали искать свою потерянную вторую половину, чтобы в объятьях с ней снова вернуть себе прежнюю силу. «Мы хотим не расставаться никогда», — так начинался знаменитый шлягер моей юности. Его название точно отражает эту глубокую тоску по единству и слиянию. Так, Платона наверняка порадовала бы и идея «родственной души», уникального, идеально подходящего партнера, который где-то ждет.
Недавно я читал одну книгу, которая произвела на меня сильное впечатление: «Червь в нашем сердце. Как знание о смертности влияет на нашу жизнь». Ее автор Шелдон Соломон, приводя множество убедительных экспериментов, доказывает, что в глубине души людьми управляет страх перед собственной смертностью. Чтобы не быть полностью во власти смерти как конца, происходит поиск продолжения жизни в культуре. Также и идея подвига – своего рода мечта о бессмертии. Я задаю себе вопрос, не те же ли корни питают тоску по вечной любви, эту романтическую идеализацию?
Большее
У семейных расстановок есть потенциал отводить нас в новые, бόльшие пространства. «Знающее поле», которое мы — заместители, расстановщики и зрители — воспринимаем в расстановке, соединяет нас с мощной энергией, которую в ином случае мы так непосредственно не воспринимаем. И иногда эта энергия создает основу для того, чтобы посмотреть на более глубокие жизненные вопросы. Это относится как к «расставленному мужчине», так и к «расставленной женщине».
Расстановки соединяют нас с чем-то таинственным, на самом деле непостижимым. Что такое любовь? Что такое дар жизни? Что такое смерть? Кто я как ребенок своей семьи? А кто я за ее пределами? На такие вопросы невозможно ответить в нескольких словах. А если кто-то пытается, то они оказываются неполными и недостаточными.
Берт Хеллингер нашел фразы, которые указывают для пары точно в этом направлении. Мужчина и женщина стоят напротив друг друга. Каждый говорит другому: «Я уважаю тебя и то большее, что ведет меня и тебя».
Как ведущий расстановки я способствую тому, чтобы раскрылось внутреннее пространство, в котором на более глубоком уровне понимается нечто таинственное. Это происходит не благодаря новому объяснению или особой методике расстановки. Если пространству для этого позволено открыться, то становится ощутимым то, что можно назвать «душой» или «духом».
При этом главное просто. Если ребенок благодарит свою мать или своего отца за жизнь, то эта благодарность может дойти до безмолвного поклона перед жизнью как таковой. Когда мужчина и женщина стоят напротив друг друга и оба чувствуют свою любовь и связь, то это тоже может идти все дальше и дальше, во все более глубокие и широкие измерения.
Д-р Бертольд Ульзамер
[1] Оригинал статьи опубликован в журнале «Praxis der Systemaufstellung» 2/2016.
[2] Перевод с немецкого В.Б.Микушевича.