Смирение к величию[1]
Бернхард Тренкле
Я познакомился с Бертом Хеллингером, когда в 1981 году зашел к Джеффу
Зейгу, проводившему воркшоп в Кёльне. Берт принимал участие в этом семинаре и
потом еще неоднократно приходил на воркшопы, которые организовывали в
Гейдельберге Гунтер Шмидт и я. В 1983 Берт Хеллингер при моей поддержке
организовал в австрийском Фушль-ам-Зее большой 10-дневный семинар по
эриксоновской гипнотерапии для людей, имеющих базовые знания, в котором приняли
участие 70 коллег.
В 1989 году в Гейдельберге состоялся 1-й Европейский конгресс по
эриксоновскому гипнозу и психотерапии с 1100 участниками. Хеллингер выступал там
с центральным докладом. Во время дискуссии после его доклада один молодой человек
сказал что-то вроде: «Но если мой отец нацистский подонок, то я же должен
показать на него пальцем и конфронтировать его». Берт Хеллингер ответил
примерно следующее: «Нет. Это не твоя задача как сына показывать на отца
пальцем. Как сын ты должен, защищая, встать перед своим отцом, защитить его от нападок,
и со временем это решит проблему в твоей семье». Я тогда вдруг разозлился и
отбросил эту его идею.
В тот момент и еще какое-то время я был против этой точки зрения. Однако
она занимала меня снова и снова, и я начал осознавать, что в этом вопросе Хеллингер
прошел в своих мыслях дальше, чем я.
Позже я вспомнил о том, что Рихард фон Вайцзеккер, будучи молодым,
свежеиспеченным юристом, защищал своего отца на Нюрнбергском процессе. Я догадывался,
что его великие речи в качестве бундеспрезидента о немецкой истории могли быть
связаны с тем, что еще молодым человеком он встретился с полем напряжения между
лояльностью к отцу и совершенно другими личными политическими взглядами.
В противоположность этому мне вспомнилось, что в «Штерне» я читал отрывок
из пронизанного ненавистью разбирательства сына немецкого губернатора Польши
Франка с отцом. Здесь сын показывал на отца пальцем и производил над ним расправу.
Тогда я стал представлять себе, как, наверное, чувствуют себя дети и внуки с
фамилией фон Вайцзеккер и как будут чувствовать себя дети и внуки автора книги
Франка. Я догадывался, что имел в виду Хеллингер: «со временем это решит проблему
для семьи».
Однако личная вина отца Рихарда фон Вайцзеккера была, конечно, значительно меньше,
чем вина губернатора Франка.
И все же мне становилось все более очевидно, что эту концепцию Хеллингера стоит
иметь в виду, и с тех пор я периодически использовал ее в своей терапевтической
работе (см. Trenkle, B.: „Dazu fällt mir eine Geschichte ein»).
Позже Гунтхард Вебер
опубликовал в издательстве «Carl-Auer Verlag», где я являюсь соучредителем, книгу «Два рода счастья», с которой начался большой интерес к концепциям Хеллингера. Затем
Берт Хеллингер написал «Порядки любви». Мнения на счет этой книги в
издательстве были противоположные, что привело к бурной дискуссии. Было неясно,
будет ли она там опубликована. Помню, что тогда я привел аргумент, который
несколько охладил умы и стал решающим в пользу публикации. Я сказал что-то в
духе: «Я считаю, что если книга вызывает такие серьезные противоречия и бурные дискуссии,
то она в любом случае заслуживает публикации – независимо от того, что я лично
считаю правильным».
В 1995 году в Мюнхене прошел 2-й Европейский конгресс по эриксоновскому
гипнозу и психотерапии, в котором приняли участие 2000 человек. Во всем поле концепции
Берта Хеллингера вызывали столкновение мнений, но обсуждались они почти исключительно
кулуарно. У него были приверженцы и поклонники и те, кто полностью его
отвергал. Я пригласил сторонников и противников, а также самого Берта
Хеллингера, к первой публичной дискуссии. Вопреки скепсису даже своих приверженцев,
Берт тут же согласился: «Конечно, я буду участвовать в этой дискуссии». Состоялся
трехчасовой семинар с демонстрацией Хеллингером расстановок, затем в течение нескольких
часов произносились доклады «за» и «против». К сожалению, многие авторитетные
коллеги со стороны «противников» от дискуссии уклонились. Выступали тогда
Гунтхард Вебер, Гунтер Шмидт, Маттиас Варга фон Кибед, Инза Шпаррер, Петер
Немечек и Ульрих Фройнд. После этого состоялась панельная беседа докладчиков с
Бертом Хеллингером.
Во время этой дискуссии из публики поступил вопрос о Второй мировой войне,
касавшийся лояльности к собственной стране и конфликтов совести. Насколько я
помню, Берт Хеллингер сказал на это: «Если немецкий солдат отказывается
принимать участие в расстреле партизан, то он превозносится перед своим собственным
отрядом».
Публика возмущенно его ошикала. На сцене никто из участников не выразил свою
позицию по этой реплике и ведущий сменил тему. Сам я в дискуссии не участвовал,
хотя был инициатором всего этого мероприятия.
На следующее утро я очень рано пришел в зал для завтраков и случайно
встретил там Берта. Мы оказались первыми и были там одни. Я спросил его: «Берт,
меня по-прежнему занимают твои слова насчет «превозноситься перед собственной группой».
А как тогда с христианскими мучениками, которые умирают из-за своей веры? И
если кто-то в такой ситуации отказывается выполнять приказ, то разве после
войны и после падения несправедливого режима он не может служить ядром новой
послевоенной идентичности? Ведь в честь таких людей могут называться школы, как
школа имени брата и сестры Шолль». Этот аргумент очень взбудоражил Берта. Он был
взволнован и ответил только: «Ты этого не понимаешь, ты не был на войне». Поначалу
мне было действительно любопытно, может быть, я, как тогда в Гейдельберге,
что-то недостаточно глубоко продумал.
У меня было такое чувство, как если бы мой отец или кто-то другой сказал мне:
«Ты пока недостаточно пожил, чтобы это понять». Помню, что тогда я отказался от
дальнейшей дискуссии об этом с Бертом. Для себя я ответ на вопрос получил, и
при этом у меня было ощущение, что Берт продумал не все импликации своей
реплики.
В некоторых вопросах Берт думал дальше, чем до него
остальные. По другим вопросам есть сомнения. Один коллега как-то сказал мне: «Когда
я наблюдаю Берта в его расстановочной работе на семинарах, меня обуревает целая
гамма чувств. Восхищение гениальностью сменяется ужасом от ошибок начинающего».
Сам я в такой экстремальной форме этого не переживал. Правда, «вживую» я видел
работу Берта всего два раза. Бóльшая часть моего опыта с Бертом Хеллингером основана
на разговорах, которые мы с ним вели вечерами после воркшопов и которые я
прекрасно помню.
Некоторые мысли Берта оказали на меня влияние и сыграли определяющую роль в
принятии важных личных решений. Так, в книге «Два рода счастья» есть слова о
том, что у Шарля де Голля было смирение к величию. Здесь имеется в виду, что как
генерал он на самом деле не был подготовлен к роли президента Франции. Но в той
особой исторической ситуации он принял ту ответственность, которую возложила на
него история – это именно смирение к величию.
Последние годы коллеги снова и снова пытались убедить меня баллотироваться на
пост президента Международного общества гипноза. Долгое время я решительно отказывался,
хотя вынужден был признать, что в то время у меня были самые лучшие
международные контакты во многих странах Европы, Азии, Африки и Америки. Слова
о том, что существует «смирение к величию», сыграли решающую роль в том, что в конце
концов я все же согласился и сейчас не жалею о своем выборе.
В своей работе Берт Хеллингер использует такие формулировки, как: «Существует
смирение к величию» или «Это не твоя задача как сына показывать на отца пальцем.
Как сын ты должен, защищая, встать перед своим отцом, и со временем это решит
проблему в твоей семье».
Отчасти это афористичные «концентраты».
Уже более 100 лет
назад автор афоризмов Мария фон Эбнер-Эшенбах писала: «Афоризм – это последнее звено в длинной цепи размышлений».
Она имела в виду, что автор долго размышляет над темой и при помощи
афоризма в сжатом виде выражает суть этих долгих размышлений.
Как я описал в моей книге «Афоризмы и изречения для терапии,
консультирования и гамака» („Aphorismen und Sprüche für Therapie, Beratung und Hängematte»), афоризм с таким же успехом может стать отправной точкой для новых
размышлений. Афоризм фон Эбнер-Эшенбах можно сформулировать и так: «Афоризм
может быть первым звеном (новой) длинной цепи размышлений».
Подобно изречениям из Библии или поговоркам, эти концентрированные высказывания
представляют собой очень «спрессованную» мудрость.
Ничто не мешает нам и нашим клиентам снова превращать такие
афоризмы и «концентраты» в первое звено новой цепочки мыслей.
Когда я писал эту статью, я получил по электронной почте письмо от одного коллеги,
который ссылался как раз на тот пассаж про Вайцзеккера и Франка. Это письмо показывает,
как афористичный «концентрат» может развернуться в комплексные размышления и
рефлексию. С разрешения автора Петера Штимпфле я процитирую здесь его письмо.
«Вне зависимости от этого, хочу сослаться на еще одну вещь, которая некоторое
время занимала и продолжает занимать нас обоих, меня и мою жену Сибиллу. Это тот
пассаж о Хеллингере в Вашей книге «В этой связи мне приходит на ум одна
история» («Dazu fällt mir eine Geschichte ein») на странице 66. Не то чтобы я хотел принципиально возразить просто
потому, что произносится имя Хеллингера, само по себе это, на мой взгляд, не
аргумент. Мне кажется, когда Рихард фон Вайцзеккер защищал своего отца, — это
одно дело, а моральная и уголовно-правовая обремененность такого, как Ганс
Франк, должно быть, имеет все же совсем другой масштаб. Хорошо, что Вы на это указываете. Я знаю слишком многих людей, которые, недолго думая, выдадут кого-то на
расправу (нельзя же врать), и потом это еще на протяжении поколений будет
считаться правильным… разве можно, чтобы все было так просто?
Однако без «если» и «но» встать за или перед своим отцом, да еще и защищать
его проступки – это уж слишком, и действительно ли это что-то даст
послеследующему поколению? Или некоторые такие позиции (как: то, что тогда
произошло, было не так страшно) будут даже поддерживаться дальше? Должен ли сын
защищать все, что «натворил» отец? С другой стороны, я также спрашиваю себя, нужно
ли быть судьей своему отцу? Разве для этого нет государственных учреждений (как
я, по крайней мере, надеюсь)? Я считаю необходимым в том числе критическое, с
определенной позиции, разбирательство с отцом. И не относится ли сюда еще и то,
чтобы защищать отца даже от собственных «промахов»? Проводить различие между
отцом и поведением, которое ниже его достоинства? Мне кажется, у нас есть
хороший опыт такого рода с нашей дочерью, когда мы дали ей возможность самой
познакомиться с ее бабушкой и дедушкой и научиться самостоятельно давать оценку,
и нашу позицию мы при этом не скрывали. Разве это опять же не своего рода
баланс, как любит говорить Гунтер Шмидт, «как, так и»? Защищать отца от себя
самого И открыто показывать, что переходит всякие границы? По крайней мере,
выражать это. Сюда же могло бы относиться и то, чтобы в некоторых поступках хотя
бы предполагать у отца доброе намерение (может быть, и это не всегда возможно, но
часто что-то да нашлось бы). И, когда сын Ганса Франка критически разбирается с
семьей, не является ли это тоже своего рода выступлением в защиту? Разве эта
часть не подавляется (я чуть было не написал «истребляется») в семье чуть ли не
безжалостно? Недавно я читал нечто подобное про сына коменданта Освенцима Рудольфа
Гёсса (он только потом понял, почему клубнику, которая росла в саду – прям
рядом с газовыми камерами, — приходилось отмывать от пепла…, мнимая
нормальность рядом с тотальным безумием и преступлениями). Не нужно ли наконец нарушить
эту однобокость, в том числе ЗА отца, даже если он не может так на это
посмотреть? (Это прозвучит слишком патетично и по-голливудски, но разве Люку
Скайуокеру не приходится разбираться с Дартом Вейдером и проделывать с ним то
же самое? Здесь Голливуд более дифференцирован, чем Хеллингер,…
а это что-то да значит). Тут господин Хеллингер для меня просто слишком паушален…
действительно ли это так просто? Или он это слишком упрощает? Встать ради внуков
перед преступником-отцом и согласиться с его поступками? Разве не нужно, наоборот,
провести различие между отцом и его неприемлемым поведением РАДИ будущих
поколений? Я, конечно, тоже не могу дать окончательный ответ на эти вопросы, я
просто хотел выразить свои сомнения. Мне кажется, в том, что Вы написали, я
увидел, что речь идет о том, чтобы сохранить эту чашу весов».
Завершая мои собственные размышления, вспоминаю, что ровно 15 лет назад я
предложил моим коллегам по «Carl-Auer» проект книги с рабочим названием «…по Хеллингеру». В эту
книгу я хотел брать только те статьи, в которых есть и «за» и «против», а не
статьи только «за» или только «против». Наверное, тогда для этой идеи еще не
подошло время. Позже Фриц Симон, Гунтхард Вебер и Гунтер Шмидт все же использовали
предложенное название «…по Хеллингеру» для книги, в которой они трое обсуждают
его подход. Эта юбилейная статья представляет собой пример того, что я тогда
себе представлял. Что меня по-прежнему интересует, так это, какие концепции действительно
изначально принадлежат Берту, а что он перенял у других, не указывая авторов. Многое
из того, что делает и делал Берт, мне уже было знакомо по мультигенерационному
подходу Ивана Бузормени-Надя и Хельма Штирлина. Расстановочную работу я знал еще
с конца 70-х по семинарам, которые проводили в гейдельбергском институте у
Хельма Штирлина Хинда Винэвер-Штайнер и Норберт Ветцель, а также в другом
варианте у Вирджинии Сатир. Вопрос, что изначально принадлежит Берту, а что на
самом деле другим, остается для меня без ответа. На эту тему я устроил две
трехчасовые панельные дискуссии в рамках организованной мной и моей командой 7-й
конференции по гипнотерапевтическим и системным концепциям для работы с детьми
и подростками. В них приняли участие Хельм Штирлин, Марианна Крюлль, Гунтхард
Вебер, Гунтер Шмидт, Якоб и Зиглинда Шнайдер, Диана Дрекслер и я сам. (Крюлль, М.,
Штирлин, Х., Тренкле Б., Вебер, Г. Панель 1 и 2 на 7-й детской конференции,
Гейдельберг 2013, www.auditorium-netzwerk.de.). Также мы обсуждали, что из концепций Хеллингера будет
иметь непреходящую ценность. Ввиду крайне разнообразных реакций процесс
организации этих дискуссий был очень интересен. Кто-то написал мне: «Я тут «постоянный
клиент», но если ты включишь это в программу, то в этот раз я участвовать не
буду». На что я ответил: «Именно потому, что и ты, и другие пишите такие эмоциональные
письма, я должен что-то такое организовать». Один очень уважаемый друг и
коллега в длинном письме выразил свое беспокойство о том, что, если я включу
этот симпозиум в программу, то может пострадать моя репутация. При этом нужно
знать, что на этой конференции, в которой участвовали почти 2000 человек, более
100 докладчиков выступали с огромным количеством других тем. Также интересна
была реакция приглашенных к дискуссии. Она простирались от: «То, что создал Хеллингер,
имеет фрейдовские масштабы» до: «Хеллингер — абсолютно переоцененный
провинциальный терапевт». Я не буду указывать рядом с этими цитатами имена их авторов.
Оба высказывания принадлежат известным, многоуважаемым докладчикам на наших
конференциях.
Недавно я две недели путешествовал по Сенегалу. Тамошние
мужчины могут выбирать моногамию или полигамию. На одном из своих концертов
всемирно известный певец Юссу Н’Дур попросил «первых жен» встать и остаться
стоять. И тогда он спел песню в честь всех первых жен. В своей работе Берт
Хеллингер подчеркивает, что старшие в системе, те, кто были в ней первыми, должны
получать признание. Я спросил себя: не привез ли Берт Хеллингер эту идею из
Африки? Ведь он долго работал там миссионером.
В заключение повторю, что для меня по-прежнему остается неясным вопрос, что
изначально принадлежит Берту Хеллингеру и где какие источники его вдохновляли. Возможно,
это юбилейное издание принесет ответы. У меня остается множество хороших личных
воспоминаний о встречах и разговорах с Бертом Хеллингером в кулуарах воркшопов
и некоторые важные идеи, где он прошел в своих размышлениях дальше, чем до него
другие. Я приветствую его и поздравляю с 90-летием.
Бернхард
Тренкле
meg-rottweil.de
Foto: Timo Voss
[1] Впервые статья
опубликована в журнале «Praxis der Systemaufstellung» 2/2015.