«То, что вступает в отношения, может
исцелять»
Интервью Лизы Бём со Штефаном Хаузнером на тему системных расстановок с
больными как вклада в холистическую медицину[1]
Лиза Бём:
Дорогой Штефан, я рада задать тебе несколько вопросов по
данной теме в интервью, которое мы проведем по электронной почте. Две книги, твой
сайт и, конечно, твоя многолетняя практическая работа в Германии и за рубежом
свидетельствуют о большом и богатом опыте. На региональной встрече в Мюнхене в
ноябре 2015 я снова после долгого перерыва имела возможность наблюдать твою
работу «вживую». Тот факт, что к тебе обращаются в основном люди, страдающие
хроническими заболеваниями, вероятно, объясняется твоими профессиональными корнями,
и отсюда мой первый вопрос: где ты видишь себя сам, когда перед тобой находится
физически больной человек?
Штефан Хаузнер:
Тут во мне отзываются сразу несколько уровней, однако в первую
очередь я воспринимаю себя как представителя целостной медицины, я уже почти 30
лет веду частную практику как натуропат, и да, со временем действительно
накапливается определенный опыт. Многие из изучавшихся и применявшихся мною ранее
методов и концепций здоровья и сегодня живут в моей работе с системными
расстановками, они оказали и продолжают оказывать влияние на мое развитие.
Однако важнее всего, по моему
представлению, создать с пациентом и для пациента надежное пространство отношений,
в котором он сможет максимально безбоязненно встретиться со своей болезнью и
открыться для ее системных завязок и подоплек, поскольку, как говорит современный
духовный учитель Томас Хюбл: «То, что вступает в отношения, может исцелять».
Лиза Бём: Твои последние слова можно понять по-разному.
Значит ли это, что, вообще говоря,
все, с чем пациент вступает в отношения, может исцелять, то есть в том числе и
его симптом? Или это значит, что отношения между терапевтом и пациентом теперь имеют
для тебя преимущество перед всеми известными тебе методами диагностики и
терапии и ты воспринимаешь их как значимый фактор целительного движения?
Штефан Хаузнер:
Значение отношений между терапевтом и пациентом для
успеха терапевтической работы получило множество научных подтверждений, его
невозможно переоценить. Это относится и ко мне, и, может быть, это даже в
особенности важно в расстановочной работе, даже если тут пациент и терапевт
вместе смотрят на третье, на расстановку.
Но для меня тут важен еще один
аспект. В расстановочной работе с больными терапевт и пациент вместе исследуют
действующие взаимосвязи между болезнями, симптомами и личной, а также трансперсональной
травмой.
Лиза Бём: А как ты определяешь травму?
Штефан Хаузнер: Травма – это любая ситуация непосильного напряжения или потрясения,
в которой у человека недостаточно ресурсов, чтобы вместить или переработать
увиденное или пережитое. Для защиты от этого события тело вырабатывает фильтры
восприятия, с помощью которых удается отщепить/диссоциировать ситуацию, пережитую
как травматичная. То есть травма, помимо прочего, означает еще и прерывание
отношений.
В
большинстве случаев сформированные таким образом фильтры впоследствии кондиционируются
и возникающее вместе с тем исключение — как содержания пережитого, так и
причастных к нему людей — сохраняется. Отчасти в силу сознательной, но в
основном все же бессознательной лояльности в семейном союзе, исключения могут
сохраняться на протяжении поколений и приводить к переплетениям и симптоматике.
Лиза Бём: Ты рассматриваешь
травму как причину хронической болезни и хронических симптомов — всегда?
Штефан Хаузнер: Это было бы слишком узко.
Болезнь и симптоматика представляют собой мультифакториальный, трансперсональный
и интерперсональный процесс, который невозможно свести к одной-двум причинным взаимосвязям.
Я думаю о влиянии окружающей среды и других физических и душевных стресс-факторах.
На мой взгляд, слишком мало внимания уделяется связям между мультигенерационной
семейной динамикой и симптоматикой — даже в нетрадиционной медицине. Возможность
обнаруживать эти взаимосвязи с помощью системных расстановок делает
расстановочную работу наиболее подходящим методом.
Лиза Бём: Ты не мог бы объяснить это более конкретно?
Штефан Хаузнер: При этом распознавание
семейно-системных взаимосвязей в пространстве надежных отношений – всего лишь
один аспект терапевтической работы с системными расстановками.
Стойкий
эффект расстановочной работы, на мой взгляд, зависит в особенности от того, насколько
пациенту удается преодолеть отщепление от травматической ситуации, признать ее как
часть собственной истории и идентичности, примириться с травматичным опытом и
его последствиями.
Томас
Хюбл описывает отношения как процесс, в котором я позволяю моему визави занять
во мне место. Применительно к процессу расстановки это значит поддержать пациента
в том, чтобы он перестал избегать и отодвигать от себя тяжелые для него темы из
собственной истории и истории его семьи и вместо этого дал им отобразиться в
себе и тем самым интегрировал.
То
есть речь идет в первую очередь об отношениях пациента с тем, что он переживает
и узнает в расстановке, при этом в особенности с прежде не принимавшимися им во
внимание или исключенными темами.
При этом
тело пациента отражает происходящее в расстановке и тем самым показывает,
насколько удаются отношения и интеграция. Таким образом, тело пациента в
процессе расстановки представляет собой зону моего внимания, а также место изменения
и трансформации.
Лиза Бём: Если расстановка приводит к изменениям, которые
осуществляются на физическом уровне, то мой следующий вопрос, как и где в теле
пациента ты это наблюдаешь?
Штефан Хаузнер: Много лет работы и собственный
опыт с такими методами альтернативной медицины, как традиционная китайская
медицина, гомеопатия, физиоэнергетика и краниосакральная терапия, учат, как
информация может влиять на энергетику тела и даже способствовать стойкому ее
изменению, например, когда снова приводятся в движение заблокированные процессы
регуляции и самоисцеления в теле.
У
нас у всех есть такие темы с нашими родителями, с нашей личной и семейной
историей, с которыми мы не подвижны, не «текучи». Для меня важный аспект в расстановочной
работе с больными – это в рамках расстановки в отношении имеющейся симптоматики
или заболевания довести эти темы до сознания и ощутить, в том числе физически, с
одной стороны, как они обременяют, но затем и облегчение, если удается найти
более здоровый способ обращения с ними.
Лиза Бём: На той региональной
встрече в Мюнхене в ноябре 2015 мне особенно запомнилось, как ты сказал, что
следишь за тем, насколько тело пациента/клиента в согласии с тем, что он
говорит. Что конкретно ты имеешь в виду? Речь идет об энергетическом или
чувственно-ощущаемом восприятии? О чем ты здесь говоришь?
Штефан Хаузнер: Я думаю, это и то и другое.
Для меня здесь речь идет главным образом об ощущаемой когерентности или именно
что рассогласованности тела и душевных и/или ментальных движений. Ведь
сказанное часто соответствует сконструированным интеллектом концепциям, которые
избегают более глубоких душевных движений. Возникающий в этой связи разлад
отражается в телесной энергетике пациента и тогда он доступен для восприятия.
Если клиент говорит о темах, которые уже интегрированы, то, как правило, мы
ощущаем согласованность тела, души и ума и говорим о целостности. Некогерентность
же вызывает ирритацию. Это указывает на недостаток или отсутствие интеграции, фрагментацию
или расщепление. Для меня это аспекты особого внимания, поскольку именно здесь
требуется исцеление или интеграция.
Лиза Бём: Вернемся еще раз к
наблюдению за телом: какие зоны тела или какие реакции тела тебе при этом важны?
Штефан Хаузнер: Во время интервью и
во время всего процесса расстановки в целом я обращаю внимание на внешние
телесные движения клиента, например ритм его дыхания, но еще больше я смотрю на
его тонкую внутреннюю телесную энергетику. Как дирижер, который научился слышать,
какая скрипка не совсем когерентна и встроена в оркестр, при помощи тонко-энергетического
восприятия можно определить, насколько пациент в согласии или потоке с происходящим
в расстановке и, следовательно, идет вместе с ним, или же есть аспекты, которые
вызывают ирритацию или напряжение, о которых пациент, как правило, не говорит,
но которые отображаются на уровне телесной энергетики. Если ведущий расстановки
руководствуется движениями тела пациента и при этом дает достаточно места и
времени для целительной интеграции, то расстановочная работа становится самой
настоящей телесной терапией.
Лиза Бём: То есть расстановки у
тебя – это процесс осознания и в то же время процесс интеграции. Как для тебя
произошло такое развитие?
Штефан Хаузнер: Самым важным
открытием в расстановочной работе с больными для меня стало то, что болезнь не
может и не должна сводиться к личному феномену. Таким образом, речь идет в первую
очередь о том, чтобы довести до сознания пациента, в каком контексте отношений
находится его заболевание или симптоматика и в чем, к примеру, может состоять
бессознательное преимущество или выгода от болезни. Зачастую уже это может многое
прояснять и даже принести решение. Но для меня важен вопрос, как пациент
чувствует себя с тем, что он осознает благодаря расстановке. Способен ли он допустить
это понимание и прочно закрепить его в теле, чтобы завтра действительно было
будущее, а не просто повторение прошлого?
Цель,
задача и ответственность ведущего расстановки, на мой взгляд, заключаются в
том, чтобы обработать значимую информацию и суть расстановки для пациента таким
образом, чтобы он мог с этим быть, и поддержать пациента в том, чтобы он смог
как можно более полно интегрировать этот опыт. Для этого необходимо наблюдение
за тонкими телесными движениями пациента, оно дает возможность воспринимать и
сопровождать процесс интеграции.
Лиза Бём: Это объясняет твой тесный
контакт с пациентом и то, что ты, как правило, не ставишь пациента в
расстановку, поскольку для тебя важнее внимательно наблюдать за его телесными реакциями.
Штефан Хаузнер: Да, я прошу пациента войти
в расстановку только в том случае, если это дает ему возможность узнать что-то
на опыте или получить опыт интеграции, который не понятен или труднодоступен из
внешнего круга, к примеру, когда речь идет конкретно о том, чтобы занять новое
место в семейной системе.
Для
произнесения разрешающих фраз я предпочитаю оставлять пациента в кругу и
приглашаю его оттуда вступить в контакт или в отношения с соответствующими
заместителями. Так он может лучше увидеть действие своих слов на систему в
целом. На своем месте в системе у него, на мой взгляд, есть в первую очередь ракурс
этого места, и поле восприятия, как правило, более ограничено. Внешняя перспектива
дает возможность почувствовать себя в отношениях со всей расставленной системой
и для ведущего расстановки так тоже легче наблюдать за действием предлагаемых разрешающих
фраз в системе. Это может иметь большое значение, поскольку разрешающая и
освобождающая сама по себе фраза, обращенная к одному из членов семьи, может
вызвать сопротивление у других ее членов. Но часто оно проявляется лишь в тонких
движениях заместителей. Поэтому я смотрю, насколько сказанное может быть «вмещено»
самим пациентом, как при этом поддерживается контакт с соответствующим
заместителем, а также встречают ли произносимые слова согласие в семейной
системе.
Так,
разрешающая фраза в адрес отца может иметь стойкое разрешающее действие, если
мать тоже готова согласиться с разрешающим движением. Если разрешающее движение
по каким-то причинам наталкивается на сопротивление, то предложенное решение
может привести к конфликту лояльности по отношению к родителям. На уровне
симптома это может означать смещение симптома вместо решения. Такое может случиться,
если разрешающая сама по себе фраза, сказанная одному из родителей,
активизирует какую-то травму у другого. Тогда нужно модифицировать эту фразу
таким образом, чтобы был включен, то есть увиден и признан, в том числе
травматический опыт этого родителя.
Лиза Бём: Ты направляешь особый
фокус внимания на работу с родителями, это видно в твоей практической работе и
об этом можно прочитать в твоей книге. Можно ли сказать, что ты пренебрегаешь в
своей работе мультигенерационной перспективой?
Штефан Хаузнер: Нет, ни в коем случае.
Вопрос в том, какую роль играет раннедетская травма привязанности или нарушение
привязанности в образовании симптома и возникновении болезни, а какое значение
имеет трансгенерационная травма. Как они взаимодействуют и что они означают для
расстановочной работы с больными людьми, то есть когда в центре внимания находятся
улучшение и исцеление?
Лиза Бём: Что конкретно ты имеешь в виду?
Штефан Хаузнер: Примирение и отделение
от родителей с целью соотнесенной индивидуации представляет собой очень существенное
содержание моей работы. Многие симптомы и болезни возникают или становятся интенсивнее
в важных точках разделения или жизненных переходов на пути к сепарации от
родителей и родительской семьи. Появление симптоматики вследствие такой
перемены в жизни, как правило, указывает на конфликт между обусловленной в
большинстве случаев переплетением значимостью пациента в его родной семье и
желанием жить собственной жизнью или иметь собственную семью. Бессознательно болезнь
или симптом становится попыткой уйти от дилеммы. Осознание переплетения – это
опять же всего лишь первый шаг на пути решения; более трудно и болезненно, как
правило, быть готовым самому и ожидать от родителей готовности справиться с необходимым
для личного развития отделением.
Мне вспоминаются
многочисленные расстановки с пациентами, в которых удалось обнаружить и довести
до сознания переплетения в родительских семьях на протяжении поколений — стоявшие
в расстановке заместители болезни или симптоматики чувствовали себя в конце
процесса заметно ослабленными, в позиции «stand-by» или даже лишними и
испытывали потребность покинуть расставленную систему. Пациенты чувствовали,
что их увидели и поняли в их проблематике, и часто испытывали облегчение после
расстановки, однако их симптоматика сохранялась или после короткого периода улучшения
возвращалась снова. Отсюда возникал вопрос, чего не хватило? Что стоит между потенциалом к изменению и выздоровлению, который
проявляется в расстановке, и его физической реализацией?
Берт
Хеллингер всегда подчеркивал, насколько глубока первичная любовь ребенка к
родителям. Однако насколько важно может быть прекратить действие этих в большинстве
своем скрытых связующих сил и желаний для процессов выздоровления, мне удалось
понять только тогда, когда я после ключевого переживания с одним очень тяжело
болевшим раком мужчиной (литература, Хаузнер) стал еще активнее ставить в центр
внимания глубокую детскую тоску по близости и в конце концов увидел в ней ту
силу, которая часто заставляет нас бессознательно держаться за симптоматику.
Многие пациенты с их симптоматикой кажутся связанными в глубоком,
нереализованном желании близости со своими родителями, в бессознательной
надежде, что оно сможет осуществиться, что недостающее может
быть восполнено. Однако, на мой взгляд, сначала должна измениться позиция по
отношению к дефицитам, которые ощущались или испытывались в детстве. В соответствии
с этим, исцеление во многих случаях означает оставить в прошлом свою детскую тоску,
признать ее неосуществленной, самому с сочувствием посмотреть на раненного внутреннего
ребенка с его потребностями и тем самым отделить себя и свою тоску от родителей.
Я действительно
видел больше быстрых, а также стойких изменений на уровне симптомов или
болезней, когда я ставил этот шаг роста в центр терапевтической работы с пациентом. Но это
опять же не означает, что можно пренебрегать травмами предыдущих поколений. С
одной стороны, они представляют собой более широкий контекст и подоплеку
нарушений привязанности в следующих поколениях, а с другой – снова и снова
проявляются в том числе и непосредственные связи с симптоматикой и болезнями.
Лиза Бём: Так у тебя возникла, можно
сказать, комбинация приводящей к осознанию расстановочной работы, работы по
отделению от родителей и сопровождения процесса индивидуации?
Штефан Хаузнер: Центральным
персонажем в моем обучении гомеопатии был для меня доктор Герберт Фриче. В
своих трудах он постоянно подчеркивает взаимосвязь между здоровьем и «стань
тем, кто ты есть». Конституциональная гомеопатия была для Фриче способом
поддержать людей в раскрытии их индивидуального внутреннего сущностного ядра.
На
этом фоне меня увлекла возможность отображения семейной истории при помощи
системных расстановок. Однако расстановка для меня – это не только отображение формирующей
семейной истории и ее неразомкнутых связей, но еще и экстернализация некой внутренней
реальности, прежде всего, отображение того, что еще живет в нас из нашего
прошлого, поскольку осталось не разрешено или не завершено. Включение в
семейные связи заместителей для симптомов и болезней показывает, как
исключенные и забытые аспекты нашей биографии и семейной истории проявляются и
заявляют о себе через симптоматику и болезнь, в том числе на протяжении
поколений.
Здесь
я хочу еще раз поблагодарить Томаса Хюбла. В своей книге „Sharing the Presence» он пишет примерно
следующее: «Если удается интегрировать в настоящее то, что еще живо из прошлого,
то есть признать его принадлежность, то, может быть, у нас получится перестать
бессознательно создавать будущее, в котором перманентно реинсценируется
прошлое».
В
отношении здоровья и болезни этот аспект означает, что потенциально симптоматика
может быть связана с бессознательной реинсценировкой не интегрированного опыта
из прошлого, то есть именно то, что мы наблюдаем в расстановочной работе с
больными.
Лиза Бём: Тогда твое
представление о том, что такое «быть здоровым» звучит примерно так, что
здоровье – это не идеальное состояние, а скорее максимальная степень
физической, энергетической и эмоциональной подвижности или «бытия в потоке»? А
«быть больным» тогда – противоположность этому.
Штефан Хаузнер: Да, это вполне можно
сформулировать таким образом, и в этой связи я думаю еще про английское слово,
означающее ответственность. Responsability — the ability to respond[2], то есть способность не застывать в трудных ситуациях, но,
отвечая на них, сохранять максимальный объем контакта и в то же время оставаться
текучим и подвижным.
Лиза Бём: И к последнему
вопросу: что тогда означает исцеление? Или, лучше сказать, что такое стать, быть
здоровым?
Штефан Хаузнер: Я не думаю, что на этот
вопрос можно дать общий ответ, потому что, предположительно, для каждого
человека в его процессе выздоровления это означает что-то свое, но наверняка
это означает для каждого в некотором роде открыться для нового осмысления контекстов
отношений, собственной личности, тела, своего окружения, жизни как таковой и
мира в целом.
Лиза Бём: Да, точно, как ты
сказал в начале, то, что вступает в отношения, может исцелять, это очень
индивидуально. Так мы подошли к хорошей точке, чтобы завершить нашу беседу.
Дорогой Штефан, большое тебе спасибо за подробные ответы.
Штефан Хаузнер: Дорогая Лиза, спасибо тебе за интересные вопросы.
Лиза Бём
Штефан Хаузнер
Литература:
Stephan
Hausner: Auch wenn es mich das Leben kostet, Systemaufstellungen als
Lösungshilfe bei Krankheiten und anhaltenden Symptomen. Mit einem Vorwort von
Dr. med. Gunthard Weber, 253 Seiten, 3. überarbeitete Auflage 2014, Carl-Auer
Verlag, ISBN 978-89670-893-9.
В русском переводе: «Даже если это будет
стоить мне жизни. Системные расстановки в случае тяжелых заболеваний и
устойчивых симптомов». Изд-во «Институт консультирования и системных решений»,
Москва, 2010.
Thomas Hübl: Sharing the Presence – Wo warst du bis jetzt ? Wie Präsenz
dein Leben heilen darf. Überarbeitete Auflage 2014,
Kamphausen Mediengruppe GmbH
[1] Оригинал
интервью был опубликован в журнале «Практика системной расстановки» (1/2016). [2] Ответственность
— способность к ответу (англ.)