Top.Mail.Ru

Саморегуляция, ориентированность на фазы и замедление как краеугольные камни травматерапевтически ориентированной расстановочной работы

Главная / Газета / Статьи / Саморегуляция, ориентированность на фазы и замедление как краеугольные камни травматерапевтически ориентированной расстановочной работы

Саморегуляция, ориентированность на фазы и замедление как краеугольные
камни травматерапевтически ориентированной расстановочной работы

Самая серьезная
модификация моей расстановочной практики стала результатом интеграции
травматерапевтических подходов, например психоимажинативной травматерапии (Reddemann 2004/2007) и элементов терапии
эго-состояний (Watkins/Watkins 2008). В дополнение к предыдущим публикациям (Eidmann 2005, 2009, 2010) я хотела бы привести здесь два примера конкретной
реализации специфических для травмы методов в расстановочной работе. Новым
здесь, на мой взгляд, является, прежде всего, принципиально осторожная и
кооперативная терапевтическая позиция, ориентированность
на фазы, когда стабилизация имеет приоритет перед конфронтацией, а также замедление
терапевтического процесса при помощи долгосрочных видов сеттинга. Первый из
этих примеров травмафокусированной работы взят из работы расстановочной группы,
проходящей по выходным дням, второй — из долгосрочной терапии.

Травма
привязанности с диссоциацией: работа с частями из
краткосрочной терапии как акт балансирования между защитой и экспозицией.

В ходе работы расстановочной группы Регина выглядит довольно неэмоциональной.
Ее запрос заключается в том, что она не очень способна любить и что у нее
синдром помощника. «У моей матери никогда не было на меня времени!» Затем она
выкладывает такое количество фактов, что полностью парализует мою способность к
восприятию. Когда я ей об этом сообщаю и спрашиваю, есть ли что-то такое, что нужно
защитить от посторонних взглядов, Р. отвечает утвердительно, описывая свой
повторяющийся сон: она каждый раз обнаруживает в своем доме помещение, в котором
пока – в отличие от остальных – не было ремонта. Р. не хочет, чтобы кто-нибудь
мог заглянуть в эту часть, которую она сама пока не знает. В ответ на эту
потребность, мы выбираем заместителя для требующей защиты части, которую Р.
называет «ребенком». Кроме того, она ставит заместительницу для «взрослой». Между
разворачивающимися затем сценами я обсуждаю с ней, устраивает ли ее происходящее
в данный момент, а также запланированный следующий шаг. После того как она это подтверждает, процесс продолжается.

Ребенок хочет, чтобы взрослая его видела, однако та
чувствует, что ей словно бы угрожает некий злой дух. Благодаря разделению контекстов,
взрослой удается отличить детскую часть от некоего старшего элемента мужского
пола, позже идентифицированного как «отец», от которого ребенку необходимо защищаться,
устанавливая между ним и собой большую дистанцию. Взрослая и ребенок
отворачиваются, плюс к этому ребенку требуется покрывало, под которым он – теперь
сидя на полу – может спрятаться. Теперь они обе чувствуют холодную дыру слева: в
расстановку вводится «то, чего не хватает», на эту роль выбирается женщина. Данный
элемент чувствует себя «матерью» и сразу же ощущает исходящую от отца
сексуальную угрозу для ребенка, от которой она должна его защитить. Она
настолько на этом сосредоточена и так напряжена, что не может ответить на
желание контакта со стороны ребенка. В позиции напротив отца, спина к спине со
взрослой и сидящим перед ней ребенком, она пытается не дать отцу увидеть
ребенка. В ответ на попытки отца установить зрительный контакт у ребенка
возникает чувство сильного стыда, и он снова прячется под покрывало. После того
как взрослая уверяет его: «Нас это больше не касается!», — ребенок испытывает
облегчение и может расти, выпрямляясь вполовину своего роста, а затем садясь на
стул. Когда взрослая добавляет: «Теперь я защищу тебя от стыда, я больше этого
не позволю!», — ребенок отвечает: «А я научу тебя играть!» Взрослая растеряна, ей
нужно сначала познакомиться с этим аспектом. Когда мать ставится рядом с отцом,
становится очевидно, что любви между ними нет. Матери нужна большая дистанция
по отношению к отцу, также она уверена в том, что ценой значительных усилий ей
удалось предотвратить постоянно грозившее сексуальное посягательство.

С безопасного расстояния взрослая может поблагодарить
обоих родителей за жизнь, остальное они с ребенком сделают сами. Установившаяся
связь со взрослой позволяет ребенку смотреть на происходящее у родителей без
страха и стыда. Он хочет контакта «на одном уровне при среднем росте». Когда
взрослая садится рядом с ребенком, обнимает его и смотрит на него, у нее сразу
появляется ощущение большой легкости. Теперь отец отшатывается в сторону, ему
необходимо отвернуться. Мать сохраняет зрительный контакт с соединившимися
теперь аспектами своей дочери. В завершение Р. сама встает за своими частями, заключает
их в объятья и долго прижимает к сердцу (и принимает в сердце). Фотографию, на которой
запечатлено это воссоединение, она забирает домой в качестве якоря – как и идею
заботиться теперь о своем внутреннем ребенке, вместо того чтобы помогать другим…

«Выгорание»
с трансгенерационным травматическим фоном:
интеграция разных расстановочных форматов в долгосрочную
терапию с комбинированным групповым и индивидуальным сеттингом.

Глория записывается на
терапию после произошедшего у нее «выгорания» с физическим и душевным истощением.
Диагностика показывает вызванную перегрузкой на работе стрессовую реакцию
на фоне травматичного семейного опыта. Вся терапия состоит из 31 индивидуальной и 16 групповых
сессий в течение двух лет.

В результате системного
исследования уровней семейных связей выясняется, что
нынешняя семейная ситуация стабильна, однако в детстве Г. была беззащитной
жертвой постоянного насилия со стороны отца. Мать не могла защитить от него ни
себя, ни детей, так что в подростковом возрасте Г. и ее старший брат сами заявили
на него в полицию. Оба родителя – травмированные беженцы из Восточной Пруссии. Присоединение
к семье друзей позволяет Г. получить альтернативный позитивный опыт. С большим
прилежанием и трудом она получает образование и делает карьеру в качестве
руководительницы общественной организации.

Сначала в индивидуальном сеттинге
проводятся расстановки в воображении для стабилизации и саморегуляции,
например, для дистанцирования «старого вояки», мучительно подстегивающей и
обесценивающей части, или для создания и закрепления внутреннего места комфортного
самочувствия. Примерно через год индивидуальной работы Г. в качестве
наблюдательницы принимает участие в расстановочной группе, проходящей по
выходным дням. Через несколько недель она присоединяется к полуоткрытой долгосрочной
терапевтической группе, где проводятся в том числе расстановки, в которой она
сначала на протяжении многих сессий участвует в рецептивной позиции. Полученный
в группе опыт она перерабатывает и дополняет на индивидуальных, ориентированных
на ее потребности сессиях. Расстановки с напольными якорями для прояснения ее профессиональных
перспектив и принятия решения о временном выходе на пенсию поддерживают стабилизацию
ее внешних рамок. Внутренней стабилизации служат экстернализированный диалог между мешающими друг другу внутренними
частями и обнаружение неизвестных доселе ресурсов: снова и снова происходит разбирательство
с «доминантным, злящимся и жалующимся» внутренним ребенком, которого сначала удается
идентифицировать и воспринять «внутреннему наблюдателю», а затем – обеспечить
необходимым и оберегать «внутренней взрослой». – Помимо терапии, Г. начинает
общаться на тему общего детского опыта со своим страдающим депрессией братом, который
уже давно лечится в стационаре.

Первая расстановка Г. в
группе, которая проводится с целью смягчить ее панические состояния и где участвуют
такие элементы, как «паника», «причина на заднем плане» и «вся личность в
целом», тоже служит стабилизирующей саморегуляции. Затем она анализируется на индивидуальной
сессии, в дальнейшем состояния паники возникают реже. Ее внутренняя команда пополняется
придающими сил членами: «та, которая наслаждается», «та, которая восстанавливает
баланс», «организатор» и «власть». — Решающая фаза наступает, когда Г. в
долгосрочной группе упорно настаивает на проведении семейной расстановки, чтобы
разобраться со своими родителями. Эти требования сопровождаются отчетливыми, однако
не осознаваемыми ею самой сигналами страха, которые я ей отзеркаливаю. При этом
Г. воспринимает меня как «прикрывающую, нерешительную мать» и реагирует
раздражением и перенесенной на меня злостью, поскольку тут реактивируется старое
чувство невыносимого бессилия. Эти переносные чувства анализируются в индивидуальной
расстановке с напольными якорями: «стремление продвигаться вперед» Г.
воспринимает как силу и страстное желание выжить, «беспомощность» — как
бессловесную слабость и «ярость» — как способность выражать себя и тем самым
создавать дистанцию и способность помогать. Эти три элемента договариваются об общем
знаменателе для следующего шага в терапии. В последующей рефлексии ассоциируемое
с детской частью (4-6 лет) «долго сидящее взаперти» снова ищет выражения и
теперь может быть адекватным образом успокоено.

После этой предварительной работы
может, наконец, состояться желаемая семейная расстановка в группе и вместе с
тем в определенной форме экспозиция травмы. Чтобы обеспечить достаточную
защиту и поддержку для ожидаемой конфронтации, на первом этапе расставляется
система ресурсов, состоящая из взрослой и ее внутренних и внешних помощников под
названием «защита» и «наблюдатель». Когда тут удается установить стабильные
отношения, в расстановку из родительской системы вводятся «отец», «мать» и
«брат», причем отцовская позиция дифференцируется на «довоенного отца», «послевоенного
отца» и «пережитого отцом на войне». При надежной поддержке со стороны помощников
удается выразить такие сильные аффекты, как ярость, упрек и горе. Г. конфронтирует
родителей со своей болью, желанием, чтобы ее признали, и отдает им их
ответственность. Получив на это достаточно места и времени, Г. при помощи жеста
интеграции может признать вещи такими, как они были, принять свою жизнь
такой, как она есть, передать ее дальше, своим детям, и в завершение с ощущением
большого внутреннего покоя повернуться в собственном направлении. На следующей
индивидуальной сессии она создает новое внутреннее место комфорта — «заколдованный
садик для игр». В завершение терапии она использует свои новообретенные ресурсы
для следующего поколения: в своей последней расстановке в группе она на уровне
нынешней семьи тематизирует выход своей взрослой, страдающей страхами дочери из
дающей опору зависимости от матери. На заключительной индивидуальной сессии она
объявляет об окончании долгосрочной терапии долгосрочным отпуском.

Фреда Айдманн,
дипл. педагог, психотерапевт, супервизор (SG/TP), обучающий
тренер (DGfS). С 1995 года –
расстановочная практика, интеграция гипносистемных, глубинно-психологических и
феноменологических подходов. Основные направления в работе: травматерапия, психоонкология,
аналитическая групповая терапия.

www.isa-hannover.de

Закажите обратный звонок

Обратный звонок всплывающее окно